Перевод с немецкого А. Зубцова
Дорогие друзья! Вы знаете, что в это время обычно проповедуют о Страстях Господних, поэтому я не сомневаюсь, что вы наверняка много раз слышали, какие это были страдания и муки, а также для чего Бог Отец все это устроил, а именно — Он тем самым хотел помочь, — помочь не Христу страдать, ибо Христос вовсе не имел нужды в таких страданиях, но в страданиях этих нуждались мы и весь род человеческий. [Вы слышали], что это дар, преподнесенный нам, и подарен он был по одной лишь благодати и милости [Божьей]. Об этом вопросе мы сейчас говорить не будем. Я об этом уже часто говорил. Но ввиду того, что тут и там появилось много заблуждающихся раскольников, которые только порочат Евангелие и винят нас в том, что мы умеем учить и проповедовать лишь о вере, будто мы положили под сукно учение о добрых делах и о святом кресте и страданиях, и еще говорят, что у них подлинный дух, который и побуждает их учить этому, поговорим мы сейчас только о примере Страстей Господних — о том, какой крест мы несем и терпим, и о том, каким образом мы должны его нести и терпеть. Поэтому прежде всего следует обратить внимание, что Христос Своими страданиями не только избавил нас от дьявола, смерти и грехов, но страдания Его служат еще и примером, которому мы должны следовать во время наших страданий. И хотя наши страдания и крест не следует превозносить, будто мы благодаря им станем блаженны или что-то заслужим, тем не менее нам следует страдать, как Христос, чтобы уподобиться Ему. Ибо Бог постановил, чтобы мы не только верили в распятого Христа, но и были распинаемы и страдали с Ним, как указывает Он ясным образом во многих местах Евангелий. «Кто не берет креста своего, — говорит Он, — и следует за Мною, тот не достоин Меня» [Мф. 10:38], а также: «Если хозяина дома назвали веельзевулом, не тем ли более домашних его?» [там же, ст. 25]. Посему каждый должен нести какую-то часть святого креста, по-другому и быть не может. Так говорит и св. Павел: «Восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых» [Кол. 1:24]. Он как бы говорит: «Еще не весь Его христианский народ полностью подготовлен, мы тоже должны идти вслед за Ним, чтобы не было никакого недостатка в страдании Христовом, но чтобы достигло оно в нас полноты». Вот как следует размышлять всякому христианину, чтобы не оставаться ему без креста.
Причем это должен быть реальный крест и реальные страдания, доставляющие немало огорчения и боли, например, серьезная угроза имуществу и чести, телу и жизни. Такое страдание ощутимо, оно тяжело гнетет, иначе это не страдание, если оно не будет причинять много боли.
К тому же, это должно быть такое страдание, которое мы не сами для себя избрали, наподобие того, как раскольники сами себе выбирают страдание. Страдание должно быть такое, которого — будь это возможно — мы бы охотно избежали, страдание, которое насылает на нас дьявол или мир. И тогда нужно, чтобы мы проявили твердость и смирились с этим, как я уже сказал, а именно, чтобы мы знали, что страдать нам надлежит, чтобы уподобились мы таким образом Христу, и что по-другому не может и не должно быть — каждому придется иметь свой крест и страдание. Если человек это знает, тогда оно становится легче и терпимее, и в утешение себе можно сказать: «Что ж, раз я хочу быть христианином, значит надо носить одежду того цвета, какой носят при здешнем дворе. Любезный Христос при Своем дворе другой одежды не выдает. Надо терпеть».
Раскольники, которые сами себе выбирают крест, на это неспособны — они злятся, сопротивляются, хотя это страдание прекрасно и похвально. Однако они все равно винят нас в том, что мы якобы неправильно учим о страданиях и только они умеют учить. Мы же учим тому, чтобы никто не возлагал на себя и не выбирал сам себе крест и страдание, но — когда они случаются — терпеливо сносил их и терпел.
Но они ошибаются не только в том, что сами придумывают себе крест, но и в том, что весьма высоко превозносят его и видят в нем большую заслугу, оскорбляя тем самым Бога. Ибо это страдание не истинное, но негодное и самозванное. Мы же говорим, что своим страданием мы не заслуживаем ничего, и не выставляем мы его напоказ(2), как они выставляют. Нам достаточно знать, что Богу угодно, чтобы мы страдали, дабы уподобились мы таким образом Христу, как я уже сказал. Итак, мы видим, что именно те, кто столько хвалится страданиями и крестом и много о них учит, меньше всего знают и о кресте, и о Христе, т. к. приписывают своим страданиям какую-то заслугу. Друг любезный, здесь всё совсем не так, и никого к этому не принуждают и никого не неволят: не хочешь страдать бескорыстно, без заслуги, можешь не страдать и отречься от Христа, скатертью дорога. Но знай одно: если не хочешь страдать, значит не быть тебе придворным(3).Стало быть остается у тебя одно из двух: либо страдать, либо отречься от Христа. Если согласен страдать, тогда сокровище и утешение, обещаемые и даруемые тебе, столь велики, что на самом деле ты должен страдать охотно и с радостью: тебе отдается в дар Сам Христос, да еще со Своими страданиями! Лишь поверь в это, и тогда даже посреди величайших ужасов и напастей ты сможешь смело сказать: «Даже если мне придется долго страдать — что это по сравнению с тем сокровищем, которое мой Бог дает мне в дар, чтобы я жил с Ним вечно?» И тогда страдание станет сладостным и легким, и будет уже не вечным страданием, но малостью кратковременной и скоротечной, как называют его св. Павел и св. Петр, а также Сам Христос в Евангелии. Ибо они смотрят на сей преизобильный дар — Христос со Своим страданием и заслугой всецело стал наш. А страдание Христово столь могущественно и сильно, что наполняет небо и землю и раздирает на куски власть и силу дьявола и ада, смерти и греха. И если ты сопоставишь это сокровище с твоею напастью и страданием, то по сравнению с таким благом тебе покажется лишь мелким ущербом, что потерял ты немного своего имущества, почести, здоровье, жену, ребенка, собственное тело и жизнь. Если же ты не желаешь обратить внимание на такое великое сокровище и ради него пострадать, что ж, ладно, иди своей дорогой: кто не верует, тому ничего и не достанется из этих несказанных благ и даров.
Далее, каждый христианин, смирившись, должен увериться, что это страдание будет ему во благо и что Христос ради Слова Своего поможет нам не только перенести это страдание, но еще и обратит его во благо. Крест сей станет приятнее и терпимее еще и оттого, что изольет Бог в сердце наше столько пряностей и лабы (4), что сможем мы вынести любую напасть и скорбь, как сказал св. Павел в 1 Кор. 10[:13]: «Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести». И правда ведь, когда страдание и напасть становятся столь тяжки, что дальше некуда, они так давят и гнетут человека, что кажется: «Всё, не могу больше. Верно, конец мне». Вот тогда-то и можешь ты подумать о Христе, [вспомнить,] что верный Бог придет и поможет тебе, как от сотворения мира помогал Он Своим людям. Ведь это тот самый Бог, что был всегда. И именно по этой причине страдаем мы, и страдали с самого начала все святые. Весь мир нам свидетель: страдаем мы не за то, что творили какие-нибудь безобразия или злодейства — прелюбодеяния, блуд, убийства и т. д. Но страдаем мы потому, что остаемся верны Божьему Слову, проповедуем его, слушаем, изучаем его и занимаемся им. И поскольку в этом состоит причина нашего страдания, пусть так всегда и продолжается! Мы имеем то же обетование и ту же причину страданий, что всегда были у всех святых. Потому и мы теперь можем смело утешаться тем же самым обетованием и твердо уповать на него во время наших страданий и бед. Это крайне необходимо.
Итак, во время страданий мы должны вести себя следующим образом: свято помнить об обетованиях, что крест наш и напасть обратятся нам во благо, которого мы и не чаяли и о котором никогда б и не подумали. Именно этим и различаются страдания и напасти у христиан и у всех остальных людей. Ведь на долю других людей тоже выпадают беды, крест и несчастья. Какое-то время они живут припеваючи, наслаждаясь своим счастьем и всем, чего душа пожелает. Но случись с ними беда, так что придется пострадать, — и нечем им утешиться, потому что не имеют они надежного обетования и уверенности в Боге, которые есть у христиан. Поэтому не могут они утешиться тем, что Бог поможет им перенести их бедствие, и уж тем более не могут они предположить, что Он обратит эту напасть и страдание им во благо. Поэтому, как видим, они не способны вынести даже малые напасти, а если выпадают на их долю большие, жестокие напасти, они совершенно отчаиваются, налагают на себя руки или терзаются так, что им белый свет не мил. Что в счастье, что в несчастье — ни в том, ни в другом они не знают меры: когда им хорошо, они — самые дерзкие, упрямые и высокомерные люди, каких только можно найти; когда им худо, они убиваются и хнычут хуже всякой бабы. Сейчас они вон какие — бьют копытом, чванятся, показывают норов. А во время крестьянского бунта такая их тоска взяла, что места себе не находили. И так непременно бывает, если человек не имеет обетований и Божьего Слова. Христиане же находят утешение даже во время самых жестоких страданий и несчастий.
Чтобы лучше можно было это понять, приведу один наглядный пример того, как изображают и рисуют страдания христиан. Вы все хорошо знаете, как всегда рисуют св. Христофора. Впрочем, не следует думать, что когда-либо существовал человек с таким именем, делавший то, что рассказывают о св.Христофоре(5). Однако тот, кто сочинил эту легенду или сказку, был, несомненно, очень разумный человек, пожелавший создать для простого народа образ, который послужил бы примером и точным изображением христианской жизни, как о ней следует рассуждать и как ее следует строить. И ему прекрасно удалось это изобразить, потому что христианин — как великан, у него большие, крепкие ноги и руки, как рисуют у Христофора, т. к. он несет такую ношу, какую и всему миру не под силу понести, [она не под силу] ни одному кесарю, королю или князю. Оттого и каждый христианин называется Христофором, т. е. «христоносцем», потому что принимает веру.
И что же при этом бывает? Когда человек принимает веру, она ему не кажется тяжелой. Она кажется маленьким ребеночком, хорошеньким, приятной наружности, легким, как показалось Христофору. Потому что сперва представляется, что Евангелие — это красивое, симпатичное, приятное, детское учение, чему мы и были свидетелями в самом начале: когда Евангелие пустило корни, все загорелись и тоже захотели стать евангельскими христианами. Такая была охота у людей, такая жажда, такой пыл, жарче печки! Но что же было дальше? А дальше было, как у Христофора, который ощутил, насколько тяжел этот ребенок, только после того как вошел в воду и дошел до самого глубокого места.
Так и Евангелие — когда оно вырвалось наружу и от него пошли волны, римский папа, епископ, князья и вся их взбесившаяся дворня встали против него: вот тогда-то мы впервые и почувствовали, как тяжело нести этого ребенка. Как это похоже на доброго Христофора, который чуть не тонет! Как видите, и сейчас на том берегу, который противостоит Слову, творится столько интриг, уловок, обманов, ухищрений, и всё для того, чтобы утопить нас в воде. Посреди таких угроз и ужасов мы бы перепугались насмерть, не будь у нас иного утешения. Итак, кто водрузил на себя любезного Младенца Христа, тот должен либо перенести Его через воду прямиком на ту сторону, либо утонуть. Среднего пути нет. Утонуть не годится, так что пойдем со Христом через воду, даже если снова покажется, что нам суждено в ней остаться. Ведь мы имеем обетование: у кого есть Христос, кто на Него надеется и верует, тот может смело сказать с Давидом, Пс. 26[:3]: «Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться». Пусть они бьют копытом, чванятся, грозятся и стращают, как хотят, — даже если вода будет очень глубока, мы все равно пойдем через нее со Христом.
Так происходит и в других вопросах: если началось, дальше становится очень уж тяжело, будь то грех, дьявол, смерть или ад, или даже наша собственная совесть. Как же следует поступать? Куда бежать, где укрыться? Ведь нам так и кажется, что дело потерпит крах и погибнет. А те, на другом берегу, уверенны, горделивы, думают, что уже победили. Я тоже прекрасно вижу, что дорогой наш Христофор тонет, и тем не менее он выходит, потому что у него есть древо, за которое он держится. Это древо — обетование о том, что Христос через наше страдание сделает нечто особенное. «В мире [welt], — говорит Он, — будете иметь тесноту и скорбь, а во Мне будете иметь мир [frid]». А также св. Павел: «Мы имеем верного Бога, Который выручает нас из напасти, так чтобы мы могли ее перенести»(6). Эти изречения — посохи, да что там — деревья! — за которые человек держится, а вода пусть себе бушует и шумит, как хочет.
Итак, Христофор дан нам как пример и образ, чтобы укреплялись мы в наших страданиях, разумея, что страх и ужас не так велики, как утешение и обетование, и зная, что в этой жизни не будет нам покоя, если мы несем Христа, но чтобы во время напасти переводили мы взор с нынешнего страдания на утешение и обетование. И тогда на опыте познаем мы истинность слов Христовых: «Во Мне будете иметь мир [frid]». Ведь в том и состоит искусное умение христиан, которому мы все должны научиться, — смотреть на Слово и гнать прочь с глаз наших видения постигающих и отягощающих нас бедствий и страданий. Плоть, однако, к такому умению неспособна, она смотрит не дальше, чем на нынешнее страдание. Такова уж манера дьявола — гнать Слово прочь с наших глаз, чтобы смотрел человек только на сегодняшнюю свою беду. То же самое он проделывает нынче и с нами, очень желая, чтобы мы отреклись от Слова, забыли его и смотрели только на опасность, грозящую нам от папы и от турок. Если преуспеет он в этой игре, то потопит нас в этом бедствии, так что мы ничего уже не будем видеть, кроме всего этого тарарама. Но этого не должно быть, потому что произойдет вот что: если человек, желающий быть христианином, будет руководствоваться ощущениями, он скоро потеряет Христа. Из сердца и разума гони страдания и крест как можно усерднее, иначе, если будешь долго о них думать, зло станет еще злее. Если случилась у тебя какая-то напасть и ты страдаешь, то говори так: «Не я выбрал и приготовил себе этот крест. Терплю я его, верую во Христа и учу о Нем благодаря любимому моему Слову Божьему. Пусть так всегда и будет во имя Бога. Пусть возьмет верх и доведет борьбу до конца Тот, Кто давно уже предупредил меня о подобных страданиях и обещал мне Свою Божественную, милостивую помощь».
Итак, если вникнешь в Писание, то почувствуешь утешение, и всякое дело твое, с которым ты не мог управиться никакими искусными приемами и способами, пойдет лучше. Купец оставляет свой дом и двор, жену и детей ради денег и товара, рискует своим телом и жизнью ради презренного барыша, не имея никаких гарантий, что вернется домой к жене и детям целым и невредимым, и все-таки отваживается и дерзает пускаться в опасные предприятия безо всяких гарантий. Если уж купец способен на такое ради денег и товара, то стыд и срам, если мы, зовущиеся христианами, не желаем потерпеть креста малого, хотя имеем в руках древо, за которое можем держаться, сопротивляясь волнам, а именно — Слово Божье и надежные, прекрасные обещания, что не потопят нас эти волны!
Так же поступает и конный воин, отправляющийся на войну, где на него нацеливается столько копий, алебард и мушкетов! Он тоже не имеет обетования, на которое он мог бы положиться, кроме собственной удали. И все же он идет туда, хотя вся жизнь его превращается в тяготы и лишения. Так же поступают и паписты, которые не пожалеют никаких усилий и трудов, лишь бы восстановить свою мерзость и идолопоклонство. Сколько строили они разных замыслов с тех пор, как стало распространяться Евангелие, да и сегодня продолжают их строить один за другим, хотя все они обратились вспять и рассыпались в прах! Даже сейчас еще они уверенно полагают, что их деловыгорит и подавят они Слово [Божье], и потому идут на сущие безрассудства.
Итак, если купцы, всадники, паписты и им подобные выказывают такую смелость, отваживаются на такие опасности, старания и труды и терпят их, то стыдно нам, право, воротить нос от страданий и креста, если знаем, что, во-первых, Бог так установил, чтобы мы страдали, и что по-другому не может быть; а во-вторых, знаем также обетование и гарантию, что, хотя мы и не такие хорошие христиане, какими должны быть, хотя мы боязливы и слабы как в жизни, так и в вере, Он все равно защитит Свое Слово лишь потому, что это — Его Слово. Таким образом, у нас есть все основания проявить упорство и сказать: «Пусть соберутся хоть десяток римских пап и турецких императоров, посмотрел бы я, одолеют ли они человека по имени Христос!» Они вполне могут затеять какую-нибудь игру, которая им самим окажется не по плечу, но Слову они не смогут нанести никакого ущерба. И так будет, хотя мы и слабы в вере.
Воистину, это — искусное умение: проходя через страдания и крест, смотреть на Слово и утешительное обетование и верить в них, как сказал Он: «Во Мне будете иметь мир [frid], а в мире [welt] — скорбь». Он как бы говорит: «Опасность и ужас непременно будут у вас перед глазами, если вы примете Слово Мое. Пусть так. Все это встретит вас и противостанет вам из-за Меня. Но будьтеуверены — Я не оставлю вас. Я буду рядом с вами и буду помогать вам: каким бы большим ни было злоключение, она станет для тебя малым и легким, если сможешь ты подумать таким образом о Слове Божьем». Посему каждый христианин должен вооружиться прекрасными, утешительными обетованиями, которые оставил нам Христос, любимый Господь наш, чтобы во время напасти мы защищали и ограждали себя ими, когда случится нам страдать ради Его Слова. Если же этого не делать и пренебречь утешительными изречениями, то, когда придет крест, с нами случится то же, что случилось в раю с Евой, имевшей Божий наказ, которым она должна была отмести прочь дьявольские наущения и подстрекательства. И что же она сделала? Пренебрегла Словом и озаботилась мыслями о том, как красиво было это яблоко, от такой малости, мол, ничего не зависит. И не устояла. Если человек забывает о Слове, никак иначе и не может быть. Если же мы храним верность Слову и держимся за него, то непременно увидим, что все обернется для нас благополучно и мы победим. Вот этим двум вещам мы и учим, когда проповедуем о страданиях и кресте. А кто обвиняет нас в том, что мы вовсе не учим о кресте, тот возводит на нас клевету. Не учим мы вот чему — что страдания наши имеют какую-то заслугу перед Богом. Нет уж, вот это прочь, прочь отсюда! Так страдал один лишь Христос и более никто, и Ему одному должна принадлежать вся честь.
В-третьих, посмотрим также, почему Господь Бог наш посылает нам такие страдания. А причина в том, что таким образом хочет Он уподобить нас Своему возлюбленному Сыну — Христу, чтобы стали мы похожи на Него в здешнем житии в страдании, и в тамошней жизни в чести и славе, как сказал Он: «Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?» [Лк. 25:26]. Но сделать это с нами Бог может не иначе, как посредством страданий и напастей, которые Он посылает нам через дьявола или злых людей.
Вторая причина состоит в том, что, хотя Бог не желает изнурять нас и мучить, этого желает дьявол, для которого Слово [Божье] невыносимо. Ведь он по природе столь злокознен и ядовит, что просто не может потерпеть никакого добра. Досадно ему, что на дереве растет яблоко. Огорчает его и злит, что у тебя здоровый палец. Была б его воля, он порвал бы все на свете да и побросал бы в кучу. Но больше всего он ненавидит любимое наше Слово [Божье], и вот почему: он может спрятаться под любым творением, и только Слово Божье снимает с него покров, лишая его укрытия и показывая всем, как он черен. Он защищается, упирается, собирает князей и епископов и думает тем самым снова себя прикрыть. Но все без толку — Слово выводит его на свет. Оттого он тоже не успокаивается, и поскольку Евангелие его не терпит, он в свою очередь тоже не желает его терпеть. Один нападает, другой дает отпор. И если бы милосердный Бог наш не защищал нас ангелами Своими и мы могли бы видеть [все] ухищрения, посягательства и обманы дьявола, мы бы умерли от одного лишь вида их, столько картаунов (7) и мушкетов он на нас навел! Но Бог не дает им попасть в цель.
Итак, сходятся два ратоборца, каждый из которых делает все, что для него возможно. Дьявол затевает одну беду за другой, ибо он — дух сильный, злой, беспокойный. И тогда наступает черед Богу нашему вступиться за Свою честь. Ведь Слово, которое мы несем, — слово немощное, нищее. И мы, имеющие его и занимающиеся им, — тоже люди немощные и нищие и носим сокровище сие, как сказал Павел, в глиняных сосудах, которые легко расколоть и разбить. Не жалеет злой дух никаких сил, бьет яростно, не расколет ли сей горшочек. Так досадливо стоит он у него перед носом, что никак не может он его потерпеть и сразу набрасывается с водой и огнем, только бы загасить и потушить искорку малую. Поглядит Бог на все это какое-то время, да и положит нас между молотом и наковальней (8), чтобы на опыте своем мы познали, что малое, немощное, нищее Слово сильнее дьявола и врат адовых. Приступят они к сему замку, дьявол и его приспешники, а как попробуют взять его приступом, так и обнаружат, что, хотя бы прошиб их пот, все равно они не победят, потому что это — скала, как назвал его Христос, которую не одолеть. Так будем же терпеть, что выпадает на долю нашу, дабы испытать, что Бог встанет рядом с нами, защищая и ограждая нас от этого врага и всех его присных.
В-третьих, очень необходимо также, чтобы страдали мы не только затем, чтобы Бог подтвердил Свою честь, мощь и силы наперекор дьяволу, но еще и потому, что, имея это сокровище, в отсутствие бед и страданий мы храпим и успокаиваемся. Как часто видим мы, что многие грешно и постыдно злоупотребляют святым Евангелием — словно Евангелие освободило их настолько, что не надо больше ничего делать, давать и терпеть!
Такое лукавство Бог наш может искоренить не иначе, как крестом. Поэтому Он должен закалять нас, приводить нас в движение, чтобы умножилась и укрепилась вера и чтобы мы таким образом еще глубже восприняли Спасителя. Ибо сколь мало мы можем обойтись без пищи и пития, столь же мало мы можем обойтись без напастей и страданий, посему необходимо нам, чтобы дьявол мучил нас гонениями или каким-нибудь тайным жалом, терзающим нам сердце, как жалуется св. Павел [2 Кор. 12:7]. А раз лучше иметь крест, чем быть без креста, то не следует никому страшиться и бояться его. Ты же имеешь доброе, надежное обетование, которым можешь утешаться. Ведь и Евангелие не может явить себя, кроме как через страдания и крест.
Наконец, страдания христиан более благородны и драгоценны, чем страдания всех остальных людей, ибо хотя Христос и подверг их страданиям, Он освятил страдания всех Своих христиан. Ну не жалкие ли мы глупцы?! Бегали в Рим, Трир и другие места посещать святыни, но отчего же не возлюбили мы также крест и страдание, которое было гораздо ближе Христу и коснулось Его ближе, чем любая одежда на теле? Оно коснулось не просто тела, но сердца. Так, через страдание Христово, страдание всех Его святых стало настоящей святыней, ибо оно окрашено страданием Христа. Посему всякое страдание мы должны принимать не иначе, как святыню, ибо оно воистину святыня.
И поскольку мы знаем, что Богу угодно, чтобы мы страдали, и что в страдании нашем, лучше, чем в любом другом деле, являет себя и становится зримой слава Божья, и поскольку мы такие люди, что без страданий не сможем устоять в Слове [Божьем] и вере, и притом имеем благородное, ценное обетование, что крест наш, посылаемый Богом, — вещь не плохая, но драгоценная и благородная святыня, зачем же тогда уклоняться нам от страданий? Кто не хочет страдать, пускай себе идет и живет барином. Мы проповедуем это только благочестивым людям, желающим быть христианами. Другим это и не под силу исполнить, ведь мы имеем великое утешение и обетование, что Он не даст нам так и остаться в страдании, но выручит, даже если все усомнятся. Ибо, хотя это и больно, все-таки должен ты что-то претерпеть, не может же все время быть тишь да гладь. Да и хорошо, и даже в тысячу раз лучше, страдать ради Христа, обещавшего нам утешение и помощь в страданиях, чем страдать ради дьявола и безо всякого утешения и помощи отчаиваться и гибнуть.
Вот так мы учим о кресте, и вы должны взять себе за правило четко отличать страдание Христа от всех других страданий: то страдание — небесное, а наше — земное; то страдание делает всё, наше — не делает ничего, кроме того, что благодаря нему мы становимся подобны Христу. Таким образом, страдание Христа — это страдание господина, а наше — страдание раба. А кто учит об этом иначе, тот не знает ни что такое страдание Христово, ни что такое страдание наше. Причина: разум иначе и не может, ему очень хочется похвастаться своими страданиями (как и всеми прочими делами), мол, что-то оно да заслуживает. Посему мы должны как следует научиться отличать одно от другого. Итак, на сей раз довольно сказано о примере Страстей Господних и о наших страданиях. И дай Бог, чтобы мы правильно усвоили это и научились. Аминь.
_______
1 Лютер выступил с этой проповедь по приезде в Кобургский замок, где он жил во времяАугсбургского рейхстага, на котором было представлено «Аугсбургское исповедание». Среди собравшихся в замковой часовне были курфюрст Иоганн, граф Альбрехт Мансфельдский, Меланхтон,Юст Йонас, Файт Дитрих, Иоганн Агрикола и около тридцати человек из свиты курфюрста. Проповедь конспектировал Файт Дитрих, который подготовил ее печатный вариант в 1530 г., но сам конспект был включен в собрание Георга Рёрера. Существует также конспект Штольца. (Из предисловия редактора AE).
2 Буквально: …und fassens nicht also ynn schone Monstrantzen — «не кладем их в красивыемонстранции». Монстранция (иначе: дароносица) — в Римско-кат. церкви сосуд для торжественного выставления святых даров. (Прим. пер.)
3 Т. е. придворным Царя Христа. (Прим. пер.)
4 Лаба (нем.) — закваска из сычуга теленка для створаживания молока. (Прим. перев.)
5 Согласно преданию, св. Христофор происходил из Ханаана и изначально звался Оферон. После обращения в христианство Оферон решил служить Христу, помогая людям. Будучи наделен недюжинной силой и огромным ростом, он стал переносить путников через опасную реку, в которой тонуло много людей, желавших перебраться на другой берег. Однажды ему пришлось нести ребенка, который был так тяжел, что Оферон едва смог выдержать его вес. После того как они вышли на берег, ребенок открылся Оферону как Христос, несший на Себе тяжесть грехов всего мира. После этого Оферон получил имя Христофор (греч. «христоносец»). (Прим. перев.)
6 Парафразы Ин. 16:33 и 1 Кор. 10:13. (Прим. в AE
7 Разновидность старинной осадной пушки. (Прим. пер.)
8 Буквально: steckt uns zwisschen thuer und angel — «засунет нас между дверью и дверной петлей». (Прим. пер.)
©Евангелическое Лютеранское Служение,
перевод (пробный вариант), 2003.
Перевод выполнен по изданию: «Jn der Marter wochen Ein Sermon vom leiden vnd Creutz» //
D. Martin Luthers Werke. Kritische Gesammtausgabe. 32. Band, S. 27-39. Weimar.
"Кто такие пуритане и почему они нам нужны"
1
Говорят, что бега — это спорт королей, спорт немногих. Такой же вид «спорта» как смешивание людей с грязью, имеет гораздо больше приверженцев. В частности, выставление пуритан на посмешище, их осмеяние давно стало популярным времяпрепровождением по обе стороны Атлантического океана. Многие люди имеют искаженное представление о пуританах из-за наносной грязи, которую нужно соскрести.
Название «пуританин» было фактически запачкано грязью с самого начала. Появившись в начале 60-х годов XVI века, оно представляло собой сатирическое клеветническое слово, предполагающее неуживчивость, склонность к осуждению, самомнению и определенную долю лицемерия вдобавок к их основному «недостатку» — мотивированному религиозными соображениями недовольству тем, что считалось Елизаветинской лаодикийской [аллюзия на Откр. 3:14–22. — Прим. перев.] и компромиссной Церковью Англии. Позднее это слово приобрело и политический оттенок, обозначая противников монархии Стюартов и сторонников некоего республиканства. Однако, главным образом, пуританство характеризовался как странная, неистовая и уродливая форма протестантизма.
В Англии антипуританские настроения вырвались на свободу в период Реставрации, и с тех пор они свободно существуют. В Северной Америке антипуританские настроения складывались постепенно, начиная со времен Джонатана Эдвардса, достигнув своего апогея сто лет спустя в постпуританской Новой Англии. Однако в последние 50 лет теологи скрупулезно соскабливают грязь с имени «пуританин». Здесь можно провести параллель с фресками Микеланджело в Сикстинской Капелле, которые после того, как реставраторы сняли с них старый темный лак, предстали в непривычном цвете. В последнее время привычный образ пуритан радикально изменился, по крайней мере, для тех, кто узнал больше о них (увы, знание в некоторых кругах распространяется медленно). Прочитав труды Перри Миллера, Уильяма Халлера, Маршала Кнаппена, Перси Шоля, Эдмунда Моргана и многих других более поздних исследователей, информированные люди теперь знают, что пуритане — это не дикие, неистовые, странные религиозные фанатики и социальные экстремисты, а наоборот, здравомыслящие, совестливые и образованные граждане; принципиальные, благочестивые, решительные и дисциплинированные люди, с превосходными семейными добродетелями, не имеющие явных недостатков, за исключением склонности прибегать к словам, чтобы сказать что-то важное Богу или человеку. Наконец-то, их настоящий облик восстановлен.
И все же фраза «мы нуждаемся в пуританах» (мы — это люди западного мира ХХ века со всеми его технологическими и иными достижениями, как в церкви, так и в мирской жизни) может удивить некоторых людей. Представление о пуританах как о людях, которые хотя и являлись ответственными гражданами страны, в то же время были в равной степени комичны и трогательны, наивны и суеверны, примитивны и по-детски доверчивы, сверхсерьезны, сверхдобросовестны, уделяли главное внимание второстепенному, были неспособны или не хотели отдыхать и расслабляться, изживаются медленно, с трудом. И поэтому люди задаются вопросом, что есть такого у этих фанатиков, в чем мы нуждаемся.
Если говорить кратко, ответом будет их «зрелость». Зрелость — это сочетание мудрости, благожелательности, выносливости и творчества. Пуритане являются примером зрелости, а мы — нет. Мы — духовные карлики. Один из американских лидеров церкви, который много путешествовал, сказал, что американский протестантизм, который «сфокусирован» на человеке, манипулятивен, ориентирован на успех, потворствует себе и сентиментален, «имеет ширину в 3000 мили и глубину 1 сантиметр». В отличие от американских протестантов пуритане в своей массе были гигантами. Это были великие души, служившие великому Богу. Они сочетали в себе пылкость ясной головы и сострадание горячего сердца. Мечтательные и практичные, идеалисты и в то же время реалисты, целеустремленные и методичные, они были великими верующими с великой надеждой, великими «делателями» и великими страдальцами. Страдания, которые они испытывали по обе стороны океана (в старой Англии от властей, в Новой Англии от стихийных бедствий), укрепили и закалили их, сформировав их героические качества. Та легкая и роскошная жизнь, которую нам обеспечивает благосостояние страны в наше время, не способствует зрелости и возмужанию, а трудности и борьба способствуют. В битвах с духовными противниками и со стихией, которые Бог им уготовил, пуритане приобрели мужественный характер, неустрашимость и непотопляемость, умение подняться выше всех проблем и страхов. Примером для них были такие герои, как Моисей, Неемия, апостол Петр после Пятидесятницы и апостол Павел.
Духовная битва сделала пуритан тем, кем они были. Они принимали конфликт как свое призвание, считая себя солдатами — странниками своего Господа (так, как об этом говорится в аллегории Беньяна) и, предполагая, что каждый их шаг вперед будет встречен с тем или иным сопротивлением.
Джон Гере в своем трактате «Характер старого английского пуританина или нонконформиста» (1646 г.) писал: «Всю свою жизнь пуританин проводит в битве, в которой Христос — его командир, его оружие, его молитвы и слезы. Крест — его знамя, а его девиз — vinci qui patitur («тот, кто страдает, побеждает»).
Пуритане проиграли в большей или меньшей степени все публичные битвы, которые они вели. Те из них, которые остались в Англии, не смогли изменить Церковь Англии так, как они надеялись. Они привлекли на свою сторону лишь небольшое число приверженцев англиканской Церкви. В конце концов, они были изгнаны из этой Церкви путем хорошо рассчитанного давления на их совесть. Пуритане, которые пересекли Атлантический океан, не сумели создать новый Иерусалим в Новой Англии, т.к. в течение первых пятидесяти лет их небольшие колонии вели борьбу со стихийными бедствиями на выживание. Они чудом выжили. Но моральные и духовные победы, одержанные пуританами, которые всегда, при любых обстоятельствах, оставались добрыми, миролюбивыми, терпеливыми, послушными Богу и оптимистичными, несмотря на постоянные и невыносимые трудности и беды, дают им право занять почетное место во дворце славы верующих, где 11-ая глава послания к Евреям занимает место на хорах. Именно в постоянной борьбе выковалась их зрелость и отшлифовалась их мудрость, касающаяся ученичества. Проповедник Джордж Уайтфилд писал о пуританах следующее: «Священнослужители проповедуют и пишут лучше всего, когда они под крестом; тогда Дух Христа и славы нисходит на них. Несомненно, именно это сделало пуритан… такими яркими пылающими огнями. Когда их заставили уйти принятием черного варфоломеевского декрета («Акт о единообразии 1662 г.«), и выгнали с занимаемых церковных должностей, они стали проповедовать в амбарах, на полях и дорогах. При этом они проповедовали и писали по-особому, как люди, наделенные авторитетом. Хотя их уже нет, они по-прежнему говорят в своих трудах; необыкновенная благодать пребывает с ними и по сей час…».
Это был отрывок из предисловия к одному из изданий трудов Беньяна (1767 г.). Благодать продолжает быть с пуританами и сейчас; по-прежнему ощущается их авторитет; по-прежнему восхищает их зрелая мудрость. Это быстро начинают понимать сегодня все те, кто обращается к трудам пуритан. Благодаря литературному наследию, оставленному пуританами, они могут помочь нам сегодня достичь той зрелости, которая была свойственна им, и в которой мы так нуждаемся.
2.
Каким образом пуритане могут это сделать для нас? Позвольте мне предложить несколько конкретных вещей. Во-первых, мы можем научиться у них упорядоченной повседневной жизни. Их христианство было всеобъемлющим, их жизнь была цельной. В наше время мы бы назвали их образ жизни целостным: полная осознанность, деятельность, удовольствие, полное «использование творений» и развитие индивидуальных способностей и творчества — все это было объединено единой целью — почитать Бога, ценя все Его дары и делая все «святостью для Бога». У них не было раздвоения между святым и мирским. Для них все, созданное Богом, было свято. Любая деятельность должна была быть освященной, т.е. все делалось во славу Бога. В своем рвении, устремленном к небесам, пуритане (и мужчины и женщины) стали людьми порядка, практичными реалистами, набожными, целеустремленными и практичными. Воспринимая жизнь во всей ее совокупности, они сочетали созерцание с действием, поклонение с трудом, работу с отдыхом, любовь к Богу с любовью к ближнему и к самим себе, личное с общественным и имели широкий круг ответственности разного рода перед друг другом, делая это осознанным и продуманным образом. Полнота их жизни, их тщательность во всем была предельной, т.е. они были гораздо более тщательными и скрупулезными во всем, чем мы, а сочетание всех христианских обязанностей, изложенных в Священном Писании, было исключительно сбалансированным. Они жили, следуя «методу» (мы бы сказали «правилу жизни»), тщательно планируя и распределяя свое время не столько для того, чтобы не допустить в своей жизни ничего плохого, сколько для того, чтобы привнести в свою жизнь все хорошее и важное. Эта мудрость всегда необходима деловым людям – и тогда, и теперь! В наше время мы склонны жить наугад, как придется, не планируя свою жизнь; мы живем в целом ряде не сообщающихся между собой «отсеков». Тот, кто большую часть времени чувствует себя загруженным и растерянным, может многому научиться у пуритан.
Во-вторых, они могут преподать нам уроки качества духовного опыта духовной жизни. В общении пуритан с Богом Иисус Христос был в центре, а Священное Писание — первейшим и высочайшим авторитетом. Рассматривая Священное Писание как Божие Слово наставления относительно взаимоотношения Бога и человека, пуритане старались жить в соответствии с ним, и в этом они также проявляли скрупулезную методичность. Осознавая себя как Божии творенья, наделенные умом, чувствами и волей, и зная, что путь Бога к человеческому сердцу (воле) лежит через голову человека (ум), пуритане практиковали дискурсивное и систематическое размышление по всему объему библейской истины, применяя ее к себе. Их размышление о Священном Писании строилось по образцу пуританской проповеди. В размышлении пуритане исследовали свое сердце, возбуждая в нем добрые чувства, способствующие ненавидеть грех и любить праведность; а также воодушевляли себя Божьими обетованиями точно так, как пуританские проповедники делали это с церковной кафедры. Такая рациональная, решительная и пылкая набожность была усердной, но без одержимости; ориентированной на закон, но без законничества; выражением христианской свободы, но без бесстыдного злоупотребления ею. Зная неискренность и склонность к обману сердца падшего человека, они воспитывали в себе смирение, скромность и недоверие к самим себе как постоянные качества. Пуритане знали, что Священное Писание является неизменяемым правилом святости, и никогда не позволяли себе забывать об этом. Они регулярно исследовали себя, проверяя, нет ли в них пробелов и тяги к злу. Однако при этом их нельзя обвинить в нездоровом самокопании. Наоборот, дисциплина самоанализа в соответствии со Священным Писанием (позвольте заметить, что это не то же самое, что самокопание) в сочетании с дисциплиной исповедания, оставления греха и обновленной благодарности Христу за милость прощения являлась для них источником огромного душевного покоя и радости. Мы, зная на своем горьком опыте, что у нас неясный ум, неконтролируемые чувства и неустойчивая воля, когда дело доходит до служения Богу, и, увлекаясь вновь и вновь иррациональной эмоциональной романтикой, «переодетой» в супердуховность, можем извлечь для себя много пользы из примера пуритан и в этом отношении.
В-третьих, мы можем научиться у пуритан их страстному стремлению к эффективному действию. Хотя у пуритан, как у всего рода человеческого, были свои мечты о том, что может быть и как это должно быть, их никак нельзя назвать «пустыми мечтателями»! У них не было времени предаваться безделью подобно ленивым и пассивным людям, которые хотят, чтобы другие занимались изменением мира. Пуритане были людьми действия в чистом реформатском виде — энергичными сторонниками активных действий, но никоим образом не рассчитывающими только на силы человека; они работали для Бога и полностью полагались на Бога, действующего в них и через них; они всегда воздавали Богу хвалу за все, что они сделали, и что казалось им правильным. Это были одаренные люди, которые усердно молились, чтобы Бог дал им возможность использовать свои дары не для саморекламы, а во славу Его. Никто из них не хотел быть революционером в церкви или государстве, хотя некоторые из них невольно стали. Но все они страстно желали быть активными проводниками Божиих деяний по переходу от греха к святости там, где это требовалось. Поэтому Кромвель и солдаты его армии долго и усердно молились перед каждой битвой, проповедники долго и усердно молились перед произнесением своих проповедей в церкви, миряне долго и усердно молились перед любым важным событием в своей жизни (вступление в брак, деловые сделки, крупные покупки и т.п.). В наши дни христиане западных стран ведут, в целом, бесстрастную пассивную и, боюсь, не молитвенную жизнь. Культивируя такую нравственную позицию («этос» в философии), когда личное благочестие замыкается в набожном коконе, они пускают общественные дела на «самотек»; они не ждут никакого влияния извне и в большинстве случаев не ищут его вне своего собственного христианского круга. Если пуритане молились за святую Англию и трудились ради этого, понимая, что там, где пренебрегают обязанностями и где правит безверие, государственное мнение становится угрозой, то современные христиане довольствуются соблюдением общепринятого благоприличия, не более того. Несомненно, что и здесь нам есть, чему поучиться у пуритан.
В-четвертых, пуритане могут дать нам уроки своей программой прочной семьи. Не будет преувеличением сказать, что в англо-говорящем мире христианскую семью создали именно пуритане. Пуританская этика брака заключалась не в том, чтобы искать супруга (супругу) на предмет страстной сиюминутной любви, а в том, чтобы искать человека, которого вы сможете любить в течение всей своей жизни как лучшего друга, и с Божией помощью найти его. Пуританская этика воспитания детей заключалась в обучении их правильному пути в жизни; в заботе одновременно об их теле и душе; в подготовке к здравомыслящей, благочестивой и общественно-полезной взрослой жизни. Пуританская этика семейной жизни основывалась на поддержании порядка в доме, вежливости и семейных богослужениях. Благожелательность, терпение, постоянство и ободрение считались главными семейными добродетелями. В то время не было ни бытовых удобств, ни развитой медицины, и люди быстро умирали. В большинстве семей умирало, по меньшей мере, половина рожденных детей. Средняя продолжительность жизни была около 30 лет. Материальные затруднения испытывали все, кроме князей, купцов и землевладельцев. В этих условиях семейная жизнь была школой воспитания характера во всех смыслах. Стойкость, с которой пуритане сопротивлялись знакомому всем нам искушению «разрядиться», сорвать на домашних свое настроение, и то, как они почитали Бога своим поведением в семьях, заслуживает высокой похвалы. Дома пуритане проявляли свою зрелость, принимая трудность и беды реалистически, как от Бога, они не страшились и не озлоблялись. Кроме того, дом был первым местом, где пуританский мирянин занимался евангелизацией и служением. Гере писал: «Пуританин старался создать Церковь из своей семьи… чтобы рождённые в его семье родились бы вновь свыше для Бога». В наш век, когда семейная жизнь стала хрупкой даже среди христиан, когда малодушные супруги предпочитают легкий путь развода усилиям по улучшению своих отношений, а самовлюбленные родители балуют детей в материальном смысле, упуская их духовность, нам ещё раз следует поучиться у пуритан, чье поведение в этом отношении было совершено иным.
В-пятых, мы можем научиться у пуритан пониманию ценности человека. Благодаря своей вере в великого Бога (Бога священного Писания, который и сегодня такой, как и прежде, без изменений) пуритане смогли в полной мере осознать величие морально-нравственных вопросов, вечности, человеческой души. Слова Гамлета «Что за великое творение человека!» выражают истинно пуританские чувства. Пуритане остро ощущали чудо человеческой индивидуальности. Хотя под влиянием своего средневекового наследия, твердившего, что у ошибки нет прав, пуритане не всегда могли уважать тех, кто отличался от них в общественном плане, они чрезвычайно ценили достоинство человека, считая человека творением, созданным, чтобы быть другом Бога. В частности, они высоко ценили красоту и благородство человеческой святости. В коллективизированном городском муравейнике, где большинство из нас живет сегодня, ощущение (понимание) вечной значимости каждого отдельно взятого человека подорвано, и исправить это положение нам может помочь пуританский дух.
В-шестых, мы можем научиться у пуритан идеалу обновления (возрождения) Церкви. Они не употребляли слово «обновление». Они говорили только о реформации и реформе. Для нас, живущих в XX веке, эти слова означают лишь внешние аспекты церковной ортодоксальности, порядка, форм богослужения и дисциплинарных правил. Но когда пуритане в своих проповедях, публикациях и молитвах употребляли слово «реформация», они имели в виду не только это, а гораздо больше. На титульном листе первого издания книги Ричарда Бакстера «Реформированный пастор» слово «реформированный» было напечатано более крупным шрифтом, и очень скоро читатель начинает понимать, что Бакстер имеет в виду не того пастора, который выступает за кальвинизм, а того, чьё служение своему народу в качестве проповедника, учителя, преподавателя катехизиса и примерного образца показывает, что он «возрожден» или «обновлён». Суть такой «реформации» заключалась в лучшем понимании Божьей истины, в пробуждении пылкого рвения в молитвенной жизни человека, в большей любви, радости и непоколебимой христианской целеустремлённости в призвании человека и в его личной жизни. В соответствии с этим идеал Церкви был следующим. Через «реформированное» духовенство все члены всех общин должны были быть также «реформированы», т.е. с Божией милостью приведены в состояние, которое мы называем «обновлением», т.е. должны были стать истинными и глубоко верующими христианами, ортодоксальными и здравомыслящими в теологическом отношении, духовно пробужденными и уповающими, с мудрым и зрелым характером, инициативными и повинующимися в этическом отношении; смиренно, но радостно уверенными в своём спасении. Такова была цель пуританского пасторского служения, как в англиканских приходах, так и в «собирающихся» церквях конгрегационального типа, которых было много в середине XVII века.
Забота пуритан о духовном пробуждении общин не видна нам в полной мере вследствие их институционализма. Вспоминая расколы английского методизма и Великое Пробуждение, мы представляем себе, что энтузиазм возрождения всегда направлен на резкое изменение установленного порядка. Однако пуритане предусматривали такую «реформу» на уровне общины, которая осуществлялась бы дисциплинированно через проповедование, наставление в вопросах веры и духовное служение со стороны пастора. Клерикализм с его подавлением инициативы мирян, несомненно, был недостатком пуританства, который обратился против него самого, когда, в конце концов, рвение мирян прорвалось в армии Кромвеля в движении квакеров и в обширном сектантском подпольном мире времен Английской Республики. Но положительной стороной его явилось формирование благородного облика пуританского пастора, который был проповедником Евангелия и учителем Библии, пастором и врачевателем душ, катехистом и утешителем, воспитателем и наставником. В пуританском идеале церковной жизни и целей церкви, которые бесспорно являются правильными, и в пуританских критериях для священнослужителей, которые требовательны и чрезвычайно высоки, есть много поучительного для современных христиан, что может и должно быть воспринято сердцем.
Это всего лишь несколько примеров, в чем и как пуритане могут помочь нам, современным христианам.
3
Вышеприведенное восхваление пуританского величия может вызвать скептицизм у некоторых читателей. Однако, как уже отмечалось выше, это восхищение полностью совпадает с серьезной переоценкой пуританства, которая происходит в исторической теологии. Пятьдесят лет назад академическое изучение пуританства перешагнуло «рубеж», открыв, что существует такая вещь как пуританская культура, притом богатая, а также пуританский отклик на некоторые аспекты культуры средневековья и Возрождения. Прежнее расхожее мнение о том, что пуритане по обе стороны Атлантического океана были мрачны, одержимы, неотесанны и невежественны, осталось позади. Сатирическое отношение к пуританской мысли сменилось благожелательностью и вниманием, а исследование пуританских убеждений и идеалов стало повседневным и повсеместным занятием теологов, чем оно является и до сих пор. Первой ласточкой стали четыре книги, опубликованные в Северной Америке в течение двух лет, которые изменили взгляд на пуританство. Это — «Восход пуританства» Уильяма Халлера (1938 г.), «Пуританство и свобода» А.Вудхауза (1938 г.), «Тюдорское пуританство» М.М.Кнаппена (1939 г.) и «Умы Новой Англии, том I: XVII век» Генри Миллера (1939 г.). Многие другие книги, опубликованные в 30-х годах и позднее, содержали такую же точку зрения на пуританство, как эти четыре книги. В общем, сложилась следующая картина.
По своей сути пуританство было духовным движением, где на первом месте стоял Бог и святость. Оно зародилось в Англии. Начиная с Уильяма Тиндала, переводчика Библии и современника Лютера, появилось поколение людей (слово «пуританин» еще не существовало), идеи которых просуществовали до конца XVII века, несколько десятилетий после того, как слово «пуританин» вышло из употребления. В формирование пуританства внесли свой вклад: обновленный библицизм Тиндала; благочестивость сердца и совести Джона Брэдфорда; ревностное стремление Джона Нокса к почитанию Бога в национальных церквах; страстное стремление к евангелической пасторской компетентности, которую мы видим у Джона Хупера, Эдварда Деринга и Ричарда Грихэма; взгляд на Священное Писание как на «регулирующий принцип» церковного богослужения и порядка у Томаса Картрайта; анти-католический, анти-арминианский, анти-социнианский, антиномианский кальвинизм в изложении Джона Оуэна и в Вестминстерских документах; всеобщий интерес к этике, достигший своего апогея в монументальном труде Ричарда Бакстера «Христианское Руководство»; стремление Перкинса и Беньяна популяризовать и претворять на практике библейское учение и многое другое. Пуританство, по существу, являлось движением за реформирование церкви, обновление пасторства, пасторское проповедование и духовное возрождение. Кроме того, оно было мировоззрением, выражающим страстное стремление к почитанию Бога, философией всего христианства. В интеллектуальном плане он был переделанной на протестантский лад религией средних веков, приведенной в соответствие с требованиями времени. В духовном плане он представлял собой реформированное монашество за пределами монастыря и без монашеских обетов.
Целью пуритан было завершение того, что было начато английской Реформацией: закончить преобразование англиканских богослужений, ввести действенную церковную дисциплину в англиканские приходы, установить праведность в политической, социально-экономической и семейной сферах, обратить всех англичан в твердую евангелическую веру. Через проповедование и разъяснение Евангелия и освящение всех видов искусств, науки и ремесла Англия должна была стать страной святых, примером и образцом всеобщей святости и в силу этого средством благословения мира.
Такова была мечта пуритан, которая складывалась во время правления Елизаветы I, Иакова I и Карла I. Она расцвела в период Междуцарствия, а затем сникла в мрачные времена преследований в период с 1660 г. (Реставрация) по 1689 г. (Веротерпимость).
4
Признаюсь, что данная глава является явной и беззастенчивой защитой и пропагандой пуританских взглядов. Я стараюсь обосновать свое утверждение о том, что пуритане могут дать нам много ценных уроков, в которых мы нуждаемся. Позвольте мне продолжить мою аргументацию.
Следует сказать, что великие пуританские пасторы — теологи Оуэн, Бакстер, Гудвин, Хоув, Перкинс, Сиббс, Брукс, Уотсон, Гурпал, Флэйвел, Мэнтон и другие были людьми выдающегося интеллекта и духовного озарения. Их умственные способности, отточенные серьезным занятием теологией, сочетались с усердно-ревностным отношение к Богу и детальным знанием человеческого сердца. Весь их труд свидетельствует об уникальном сплаве дара и благодати. Их мысль и мировоззрение были радикальным образом сосредоточены на Боге. Их понимание величественного всемогущества Бога было глубоко прочувствованным; их благоговение при обращении со Словом Божиим было постоянным и огромным. Они были терпеливы, основательны и методичны в изучении Священного Писания. Их понимание различных аспектов и связей явленной истины было ясным и прочным. Они очень хорошо понимали пути Божьи в отношении людей, славу Христа Посредника, работу Святого Духа в верующем человеке и в Церкви.
Их знания были не только теоретической ортодоксальностью. Они стремились «свести к практике» (по их собственному выражению) все, чему Бог научил их. Они привязывали свою совесть к Его Слову, дисциплинированно воспитывая себя оценивать все свои действия в соответствии со Священным Писанием, требуя теологического (а не просто прагматического) обоснования всего того, что они делали. Они применяли свое понимание разума Бога к каждой сфере своей жизни, рассматривая церковь, семью, государство, искусство, науку, торговлю и промышленность как сферы приложения благочестия человека, как многочисленные отрасли, в которых должно служить Богу и прославлять Его. Пуритане воспринимали жизнь во всей ее совокупности, ибо они воспринимали ее Творца как Господа в каждой сфере жизни. Их цель была в том, чтобы «святость пред Господом» охватила всю жизнь во всей ее полноте.
Но это еще не все. Зная Бога, пуритане также хорошо знали и человека. Они рассматривали человека как изначально благородное существо, сотворенное по Божьему образу для того, чтобы управлять Божьей землей, но трагически испорченного и низведенного до низменного состояния грехопадением. Они рассматривали грех в тройственном свете: в свете Божьего закона, владычества Бога и Его святости. Вследствие этого они понимали грех как нарушение закона и вину; как мятеж и узурпацию власти; как нечестивость, разложение и неспособность к добру. Имея такое представление и зная пути, которыми Святой Дух приводит грешников к вере и новой жизни во Христе, ведя святых, с одной стороны, к совершенствованию и приближая их к образу Спасителя, а с другой стороны, уча их всецелой зависимости от Божией благодати, великие пуритане были великолепными пасторами. Глубина и занимательность их «практических и эмпирических» проповедей с церковной кафедры была так же велика, как и их умение в своих трудах врачевать больные души духовным «лекарством». Исходя из Священного Писания, пуритане составили для себя подробнейшее представление о часто озадачивающей и приводящей в замешательство жизни веры и общения с Богом (см. «Путешествие странника»). Их проницательность и мудрость при диагностировании духовной болезни и назначении соответствующих «врачевательных» библейских средств были удивительными. Они являются классическими пасторами протестантизма в такой же мере, в какой Уайтфилд и Сперджен являются классическими проповедниками-миссионерами.
В наши дни именно на «пасторском фронте» евангелические христиане более всего нуждаются в помощи. Наша численность возросла в последние годы. Появился новый интерес к старым утверждениям евангелической теологии. За это мы должны благодарить Бога. Но не вся евангелическая деятельность сочетается со знанием. Добродетели и ценности христианской жизни в библейском понимании не всегда проявляются так, как они должны. В сегодняшнем протестантском мире есть три группы людей, которые, несомненно, нуждаются в помощи, и эту помощь им могут оказать пуритане, которые, как мы видим в их трудах, чрезвычайно компетентны. Я так назвал эти три группы: «неугомонные экспериментаторы», «окопавшиеся интеллектуалы» и «недовольные отступники». Это не организации, проводящие свою линию; это отдельные личности с характерно отличительным мнением, которых мы часто встречаем в жизни. Рассмотрим их по порядку.
Те, кого я называю «неугомонные экспериментаторы», настолько знакомы всем, что люди со стороны иногда склонны определять протестантство через их призму. Они характеризуются действием наугад и раздражительным нетерпением; они хватаются за новшества, развлечения, «веселость», ценя сильные чувства выше глубоких мыслей. У них почти нет склонности к основательному изучению, смиренной самопроверке, дисциплинированному медитативному размышлению и «невидимой» трудной работе, будь то в деле или в молитвах. Они понимают христианскую жизнь как жизнь, наполненную необыкновенными восхитительными событиями, а не как жизнь решительной рациональной праведности. Они постоянно рассуждают на темы радости, мира, счастья, удовлетворения и душевного спокойствия, не упоминая, что на другой чаше весов есть божественное недовольство (Рим. 7), борьба веры (Пс. 71), «подавленность» (Пс. 41, 87, 101). Под их влиянием спонтанное веселье экстравертов приравнивается к здоровому христианскому образу жизни, в то время как святые менее сангвинического и более сложного темперамента испытывают тревогу и смятение, потому что они не могут кипеть жизнерадостностью, как предписано. В своей неугомонности эти люди с бурлящей жизнерадостностью становятся некритически легковерными, считая, что чем страннее и чем ярче жизненный опыт, тем он божественнее, сверхъестественен и духовен; они не задумываются о такой библейской добродетели, как уравновешенная основательность. Эти недостатки логично дополняются особыми приемами, которые экстравертные протестанты разработали в пасторских целях в последнее время. Но ведь духовная жизнь совершенствуется, и духовная зрелость достигается не при помощи каких-то приемов, а истиной. Если наши приемы и методы основаны на неправильном представлении об истине, которую они должны донести, и о цели, которая должна быть достигнута с их помощью, то они не смогут сделать пасторов и верующих лучше, чем они были до этого. Причина искаженных представлений «неугомонных экспериментаторов» кроется в том, что они стали жертвой некоей разновидности мирской суетности и антирационального индивидуализма, сосредоточенного на человеке, который рассматривает христианскую жизнь как путешествие его в поисках восторга.
Какие пуританские ценности могут утвердить в вере и утихомирить «неугомонных экспериментаторов»? Во-первых, сфокусированность на Боге, как главное божественное требование для дисциплины самоотречения. Во-вторых, утверждение о главенствующей роли ума и о невозможности послушания библейской истине, которую человек еще не понял. В-третьих, требование смирения, терпения и твердости во все времена; а также признание того, что главное служение Святого Духа заключается не в том, чтобы снабжать человека восторгами, а в том, чтобы воспитать в нем характер, подобный Христу. В-четвертых, признание непостоянства чувств человека (они могут взмывать и опускаться) и понимание того, что Бог часто испытывает нас, проводя через «эмоциональную пустынную равнину». В-пятых, представление о поклонении как о наипервейшем занятии в жизни человека. В-шестых, необходимость в регулярной самопроверке человека на основе Священного Писания — так, как об этом говорится в Пс. 138:23-24. В-седьмых, понимание того, что Божий замысел предусматривает освященное страдание для того, чтобы Божии дети возрастали в благодати. Ни одно традиционное христианское учение не «прописывает» это очищающее и укрепляющее «лекарство» так мастерски и авторитетно, как это делают пуритане, чьи собственные страдания воспитывали удивительно сильный и стойкий тип христианина на протяжении более века.
Перейдем теперь к «окопавшимся интеллектуалам» протестантского мира. Это тоже знакомый всем тип людей, хотя он не так распространен, как первый. Некоторые из них, по-видимому, являются жертвами неустойчивого темперамента и чувства неполноценности; другими движет гордость или боль, которую они испытывают при виде действий «неугомонных экспериментаторов», которую они воспринимают, как клоунаду. Но какова ни была бы причина их синдрома, поведение, в котором он проявляется, имеет отличительно характерные черты. Эти люди всегда выдают себя за строгих, любящих спорить, критично настроенных христиан, поборников Божией истины, для которых ортодоксальность — это все. Сохранение и отстаивание своей точки зрения на Божию истину является их главным интересом и задачей независимо от того, кто они — кальвинисты или арминиане, диспенсационалисты или пятидесятники, реформаторы национальной Церкви или сепаратисты свободной Церкви и т.д.; этой задаче они отдают себя целиком. В них мало человеческого тепла; им свойственна отстраненность в плане общения; личный опыт мало что значит для них; их единственная великая цель заключается в том, чтобы выиграть битву за интеллектуальную точность. Они считают, и совершенно справедливо, что в нашем иррациональном, ориентированном на чувства и сиюминутные удовольствия мире, концептуальное знание божественных истин недооценивается, и они рьяно стараются исправить положение. Они хорошо понимают приоритет интеллекта. Беда заключается в том, что интеллектуализм, выражающийся в бесконечных кампаниях с целью отстаивания своей точки зрения — это почти все (а может быть, и все), что они могут предложить, т.к. это почти все (а может быть, и все), что у них есть. Им я тоже настоятельно советую обратиться к пуританскому наследию, чтобы стать более зрелыми людьми. Это утверждение может показаться парадоксальным, т.к. в представлении многих людей вышеприведенная характеристика «интеллектуалов» соответствует типичным пуританам. Однако в пуританской традиции есть много такого, что прямо противоположно сухому интеллектуализму. Во-первых, истинная религия признает чувства так же, как и интеллект. Это мы видим у Ричарда Бакстера, в его фразе «работа сердца». Во-вторых, теологическая истина существует для того, чтобы ее претворяли в жизнь. Уильям Перкинс определяет теологию как умение постоянно жить праведной жизнью. Уильям Эймс называет теологию умением жить для Бога. В-третьих, концептуальное значение наносит ущерб, если человек не переходит от знания идей к знанию реальности, к которой они относятся; в данном случае речь идет о переходе от знания о Боге к личным взаимоотношениям человека с самим Богом. В-четвертых, Евангелие ясно призывает к вере и раскаянию, что ведет к жизни в любви и святости, то есть к жизни, в которой благодарность Богу выражается в благожелательности и добрых делах. В-пятых, Святой Дух дается нам, чтобы вести нас к тесному общению с другими верующими. В-шестых, постоянная практика дискурсивного молитвенного размышления поддерживает в нас жар благоговейной любви к Богу. В-седьмых, ужасно и позорно быть подстрекателем и зачинщиком разделения и раскола внутри Церкви, это не по-христиански. Обычно — это ничто иное, как проявление духовной гордыни в интеллектуальном виде, движимые которой люди создают партии и производят раскол. Великие пуритане были настолько скромными и сердечными, насколько они были трезвомыслящими. Они были ориентированы на людей в такой же мере, в какой они были ориентированы на Священное Писание. Они также страстно выступали за мир, как и за истину. Если бы они жили в наше время, они, несомненно, диагностировали бы остановку духовного роста у сегодняшних христианских «интеллектуалов» не из-за пристрастия последних к звучным словам, а в связи с отсутствием у них рвения к чему-либо еще. Пуританское учение с его акцентом на применении Божией истины в жизни человека может помочь христианским «интеллектуалам» стать полноценными и зрелыми людьми.
И, наконец, рассмотрим группу «недовольных отступников», выбывших из современного евангелического движения. Многие из них отвернулись от него, заклеймив его как невропатическое искажение христианства. Эту категорию людей мы все тоже хорошо знаем. Мучительно больно думать об этих людях, потому что, во-первых, их деятельность сильно дискредитирует наш протестантизм, а во-вторых, потому что их очень много. Кто они? Это люди, которые когда-то считали себя протестантами либо потому, что они были с детства воспитаны в протестантской вере, либо потому, что они обратились в протестантскую веру под чьим-то влиянием; но потом они разочаровались в протестантском мировоззрении и отвернулись от него, считая, что он подвел их. Некоторые оставили протестантизм по интеллектуальным соображениям, считая, что его учение настолько примитивно для их умов, настолько нереалистично и не связано с реальной действительностью, что фактически (если не намеренно) оно является обманом. Другие оставили протестантство, потому что они считали, что поскольку они христиане, то у них будет здоровье, богатство, жизнь без проблем, не будет болезненных межличностных отношений, предательств и неудач, они не будут совершать ошибки и принимать плохие решения — короче говоря, это будет безмятежная жизнь, после чего они будут счастливо доставлены на небеса. Эти великие ожидания в должное время были опрокинуты событиями жизни. Обиженные, рассерженные и чувствующие себя жертвами злоупотребления их доверчивостью, они теперь обвиняют протестантизм в том, что он обманул и подвел их, и с негодованием отказываются от него. Это чудо, что они еще не обвиняют самого Бога и не отказываются от Него. Современный протестантизм несет определенную ответственность за уход многих людей подобного рода в последние годы из-за интеллектуальной наивности и нереальных ожиданий. И в этом случае более здравомыслящий, более глубокий и более мудрый протестантизм пуританских гигантов может подправить и «подлечить» нас, если только мы прислушаемся к тому, что они говорят.
Что же есть такого у пуритан, что они могут сказать нам, чтобы исправить положение с уходом «недовольных отступников» из-за «тупости» современного протестантства? Читатели трудов пуританских авторов смогут найти много полезного для себя в этом смысле. Во-первых, пуританские авторы постоянно говорят нам о таинстве Бога; о том, что Бога нельзя «объять целиком», нельзя поместить Его в «концептуальный ящик», придуманный человеком, чтобы таким образом полностью понять Его; что Бог был, есть и всегда будет загадочно непостижим в обращении с теми, кто полагается на Него и любит Его, и поэтому «потери и кресты», т.е. ошеломляющие чувства и разочарование в связи с несбывшимися надеждами следует принимать как явление, время от времени повторяющееся в жизни человека, имеющего общение с Богом. Далее, они говорят нам о любви Бога; о том, что эта любовь искупает нас, обращает в веру, освящает и, в конечном счете, прославляет грешников; о том, что Голгофа является единственным местом в истории человечества, где Божия любовь была явлена всецело, ясно и определенно; что мы должны хорошо знать, что ничто не отлучит нас от этой любви (Рим. 8:38 и далее), хотя в любой ситуации в этом мире всегда будут шипы или ложка дегтя. В-третьих, развивая тему Божьей любви, пуритане говорят нам о Божьем спасении; о том, что Христос, забравший наши грехи и принесший нам прощение Бога, ведет нас через этот мир к славе, к которой мы уже сейчас готовимся, вселяя в нас желание этой славы и способность достичь ее; что святость здесь, на земле, в виде освященного служения и послушания с любовью и в хорошие и в плохие времена является дорогой, ведущей к счастью на небесах. В-четвертых, вслед за этим они говорят нам о духовном конфликте, о множестве путей и способов, которыми мир, плоть и дьявол стремятся положить нас на лопатки. В-пятых, они говорят о том, что Бог хранит нас, Он управляет и освящает духовный конфликт, позволяя часто какому-то злу прикоснуться к нам, чтобы защитить нас от другого, большего зла. В-шестых, они говорят о Божией славе; нам дано счастливое право содействовать ей, прославляя Его милость и доказывая Его силу в сложных жизненных обстоятельствах, полностью полагаясь на Его благосоизволение, радуясь в Нем и уповая на Него во все времена.
Проповедуя эти бесценные библейские истины, пуритане дают нам возможность справиться с «пращей и стрелами разъяренной фортуны» и предлагают тем, кто покинул протестантизм, трезво взглянуть на то, что с ними произошло; это может помочь им подняться над жалостью к себе, обидой и противодействием, и полностью восстановить свое духовное здоровье. Пуританские проповеди показывают, что проблемы с провидением отнюдь не являются новыми. В XVII веке были свои духовные потери в лице тех святых, которые думали упрощенно и имели нереальные надежды, а затем, разочаровавшись, стали недовольными, унылыми и отчаявшимися. И поэтому в этом случае мы просто можем взять у пуритан то, что они постоянно говорили, чтобы поднять и ободрить израненный дух своих собственных приверженцев.
Полагаю, что теперь ответ на вопрос, почему нам нужны пуритане, довольно ясен читателю. В завершение я хочу сказать, что я обязан пуританам более чем каким-либо другим теологам, которых я когда-либо читал, и я знаю, что все еще нуждаюсь в них. Я старался убедить вас в том, что, возможно, вы тоже в них нуждаетесь. Если я достиг этой цели, я очень рад, главным образом, за вас и Господа. Но и здесь есть нечто, что я должен оставить на усмотрение Бога. Тем временем продолжим совместное изучение пуританского наследия. В нем сокрыто еще много сокровищ, о которых я еще не сказал.
Молитвы пуритан
Пуританскому движению шестнадцатого и семнадцатого веков была свойственна твёрдая посвящённость молитве, размышлению над Писанием, стремлению к святости через применение всех аспектов богословия в практической жизни и проповеди.
Кто такие пуритане и почему им стоит уделять внимание?
Часто пуритане записывали свои молитвы. Они делали так не для того, чтобы их молитвы превратились в элементы литургии, приписанные исполнять другим людям взамен их личного общения с Богом, но для того чтобы побуждать самих себя молиться более конкретно и в наибольшем согласии с Писанием. Они не хотели наполнять свои молитвы бессмысленными словами, которые с лёгкостью могут наводнить молитву, исходящую из ленивого и непосвящённого разума. Кто из нас не испытывал таких моментов в молитве, когда язык бормочет, в то время как разум остаётся безучастным?
Кроме того, они часто записывали свои молитвы в дневниках, но не для публикации, а с целью исследования своего духовного роста и в качестве определяющего средства действия Божьей благодати в их жизни. Пуритане занимались тщательным исследованием самих себя. Просматривая свои старые молитвы, записанные полгода или год ранее, они могли увидеть, насколько они действительно возросли в благодати, и ответил ли Бог на их просьбы.
Цель издания этих молитв на русском языке не состоит в том, чтобы снабдить нас правильными молитвами, но чтобы побудить нас уделять больше внимания своей собственной молитвенной жизни. Подобно пуританам, будем прислушиваться к тем словам, которые мы произносим, чтобы более сопоставить свои молитвы с истиной, и чтобы оценивать своё возрастание в благодати через исследование своих молитв.
Молитва служителя Бога
Боже благий, да будут плодом моего служения не только одобрение людей
или уважение и похвала народа;
Но Ты Сам твори благодатный труд в сердцах,
созывая избранных,
запечатлевая и назидая возрожденных
и заповедуя вечное блаженство их душам.
Сохрани меня от самомнения и себялюбия,
Обильно орошай сердца слушающих Слово,
дабы семя, посеянное в немощи,
восстало в силе;
Даруй мне вместе со слушателями
узреть Тебя ныне во свете спасительной веры
и присно – в сиянии нескончаемой славы;
Соделай каждую мою проповедь благодатным даром для моей собственной души
и помоги мне испытать всю силу смерти Твоей,
ибо Кровь Твоя есть бальзам,
общение с Тобой – вечное блаженство,
улыбка Твоя – небеса,
и крест Твой – место, где милость и истина сочетались;
Призри на сомнения и разочарования в моем служении
и сохрани меня от надежды на собственные силы;
Прости мне множество грехов, недостатков и немощей
как в жизни, так и в служении моем;
Ниспошли благословение на мои слабые и недостойные труды,
а также на весть спасения в устах моих;
Пребудь с народом Твоим,
и да будет общение с Тобою нашим вечным уделом.
Да будут слова проповеди моей искусными не человеческим лишь искусством,
рассуждения мои – отточенными не человеческим лишь умом,
выступление мое – не пустым и бессильным,
но даруй мне превознести Тебя и смирить грешников.
Господи, Боже сильный и благодатный,
яко все сердца пребывают в руках Твоих и все события находятся в Твоей власти,
положи на служение мое печать Твоего благоволения.
«Разве Богу не все равно, как мы Его называем?»
Епископ Римско-католической церкви из Нидерландов, собирающийся на пенсию, в последнее время много писал по всему миру о своем предложении, чтобы голландские христиане молились Аллаху.
Тини Мускенс, епископ города Бреда, бывший миссионер в Индонезии, предположил, что конфликт между христианами и мусульманами утихнет, если голландские католики последуют примеру некоторых христиан в мусульманских странах, приняв слово «Аллах» как предпочтительное имя Бога.
Цитата из «Католик ньюз»:
- Выступая в телепрограмме на голландском телевидении в понедельник вечером, епископ Мускенс сказал, что может потребоваться еще 100 лет, но, в конце концов, имя Аллах будет в ходу в церквях Голландии. И это будет способствовать восстановлению дружеских отношений между двумя религиями. Мускенс не надеется, что его мнение будет принято с большим энтузиазмом. 71-летний епископ, собирающийся на пенсию по состоянию здоровья, говорит, что Богу все равно, как Его называют. Бог выше подобных «дискуссий и пререканий». Люди сами, по его мнению, раздувают эти споры, чтобы потрепать языком.
Подкреплена ли эта идея надежным лингвистическим обоснованием? Слово «Аллах» по-арабски, несомненно, означает божество. Те, кто придерживается того же мнения, что и епископ Мускенс, полагают, что это арабское слово может использоваться в качестве общего термина, означающего божество.
В повседневном английском (и русском. – Примеч. ред.) мы используем слово Бог как имя собственное и как общий термин. Разница между первым и вторым отражается в написании слова: мы пишем с заглавной, когда имеем в виду Бога Библии, и с маленькой буквы, если слово употребляется как общий термин. Таким образом, можно перефразировать первую заповедь так: «Бог повелел, чтобы у Его народа не было других богов пред лицом Его». Чтобы верно истолковать это предложение, необходимо знать правила написания слов с заглавной буквы.
Ратующие за употребление христианами слова «Аллах» должны следовать одной из двух линий аргументации. Следуя первой, нужно доказать, что слово «Аллах» может использоваться в общем смысле, в отношении любого (предположительно монотеистического) божества. Этого достичь будет очень трудно. Язык, богословие и поклонение так тесно переплетены, что очень трудно, если вообще возможно, отстаивать нарицательное употребление слова «Аллах». Еще одним контраргументом будет факт, что мусульмане, не говорящие по-арабски, также используют имя Аллах, обращаясь к своему богу.
Вторая линия аргументации еще более проблематична. Избравшие ее должны показать, что слова «Бог» и «Аллах» относятся к одному и тому же божеству. Это представляет огромную проблему как для мусульман, так и для христиан. С Аллахом нет таких личных отношений, как с Богом Библии. Более того, Коран ясно отрицает, что у Аллаха есть сын, ислам считает идею триединого Бога богохульством.
Таким образом, в самой основе ислам отвергает то, что христианство принимает как ключевую истину – факт, что Иисус Христос – это единородный Сын Бога Отца. Если же у Аллаха по определению нет сына, значит это не тот Бог, Который открылся в Сыне. Как может употребление христианами слова «Аллах» привести к чему-то кроме неразберихи… или того хуже?
Наиболее же опасное (и в богословском смысле нечестное) высказывание епископа Мускенса обнаруживается в следующих словах:
- 71-летний епископ, собирающийся на пенсию по состоянию здоровья, говорит, что Богу все равно, как Его называют. Бог выше подобных «дискуссий и пререканий». Люди сами, по его мнению, раздувают эти споры, чтобы потрепать языком.
Согласно «Геральд сан» (Мельбурн, Австралия), епископ Мускенс комментирует это так: «Слово “Аллах” прекрасно подходит Богу… Разве Богу не все равно, как мы Его называем?» Разве Богу не все равно, как мы Его называем?
Читал ли этот епископ Библию? Бог относится к Своему имени очень серьезно. Моисей узнал об этом, когда слышал голос Божий из горящего тернового куста (Исход 3:13-22). Бог не пожелал остаться без имени и не предложил Моисею придумать Ему имя самостоятельно. Иисус использовал это имя (Я есмь), говоря о Себе.
Христианская вера в своей основе непреложно тринитарна. Библия открывает, что Отец – это Бог, Сын – это Бог, и Святой Дух – это Бог. Иисус не просто пророк; Он есть Бог в человеческой плоти. Именно это ислам отвергает. Если у Аллаха нет сына, значит, он не Отец.
Это самое серьезное богословское препятствие для употребления христианами слова «Аллах» в качестве имени Божьего. Иисус учил молиться так: «Отче наш, сущий на небесах» (Матфея 6:9) –предотвращая тем самым всякую неразбериху относительно имени Божьего. Самые важные имена Божьи для христиан – это «Отец», «Сын» и «Святой Дух». В четырех новозаветных евангелиях Иисус использует слово «Отец» более шестидесяти раз. Ни один мусульманин не станет так называть Аллаха. Совсем не то придет на ум, если мусульманин услышит, как христианин молится Аллаху.
Таким образом, епископ Мускенс кривит душой, заявляя, что Бог не заботится о Своем имени. Это не пустые «дискуссии и пререкания». Если Библия – это Слово Божье, мы можем быть уверены, что не люди начали этот разговор.
Есть еще одна, последняя и неразрешимая проблема в идее епископа Мускенса. Иисус повелел Своим ученикам крестить верующих «во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Матфея 28:19). Когда к этой заповеди относятся серьезно и исполняют ее, то все становится кристально ясно – христианин не может крестить во имя Аллаха.
Если у Аллаха нет сына, тогда он не отец Господа нашего Иисуса Христа. Даже в том случае, если удастся доказать, что можно использовать слово «Аллах» как общий термин (а я не думаю, что это удастся), это слово не может быть использовано в отношении Отца в тринитарной формуле. Это не пустые «дискуссии и пререкания». Это краеугольный камень Евангелия.
ПРИЛОЖЕНИЕ:
Основной вопрос, поднятый епископом Мускенсом, заключался в использовании слова «Аллах» христианами на Западе, чтобы уменьшить трения между мусульманами и христианами. Вопрос об использовании слова «Аллах» в значении «бог» в чисто миссионерском контексте поднимет другие проблемы. Если это слово понимается как общий термин, означающий Бога (а не исключительно имя собственное), тогда возникает вопрос, как христианин должен объяснять, что Бог Библии – открывшийся как Отец Господа Иисуса Христа – это не божество, описанное в Коране (у которого определенно нет сына). Корень слова «Аллах» вполне может быть связан со словом Элохим (имя Божье из Ветхого Завета). Это может быть полезно как объяснение возможного употребления этого слова в миссионерском контексте. Ясность приходит с пониманием того, что даже в Ветхом Завете имя Элохим зачастую встречается вместе с другими именами и словами, поясняющими, что Бог Библии – это личностный, монотеистический, вступающий в завет Бог Авраама, Моисея и пророков. Новый Завет ясно говорит, что этот Бог – Отец Господа нашего Иисуса Христа, именно тот Бог, Который в последние дни сии говорил нам в Сыне (Евреям 1).
Другими словами, кажется, что в таком контексте лучше всего считать Аллаха отправной точкой для разговора о Боге в среде мусульман. После этого задача будет в том, чтобы исключить всякое непонимание того факта, что единый истинный и живой Бог – это Отец Иисуса Христа, Спасителя нашего.
Вот каковы ключевые вопросы: во-первых, можно ли подразумевать, что главное божество ислама, известное как Аллах, по сути тот же Бог, Которому поклоняются христиане, и Который открылся в Библии? Ответ на этот вопрос отрицательный. В этом смысле, Аллах совершенно очевидно не Бог Библии.
Во-вторых, может ли восприниматься слово «Аллах» в арабском и мусульманском окружении, и как общий термин, и как имя собственное. Некоторые заслуживающие доверия христианские богословы и миссионеры уверены, что может. Тогда вопрос сводится к тому, как современным христианам оставаться верными Евангелию в этом окружении, как и апостол Павел остался верным в Деяниях 17, оказавшись в Афинах. Павел, как мы знаем, должен был сообщить религиозным афинянам, что они не понимали природу и характер истинного Бога. «Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам» (Деяния 17:23).
Альберт Молер
«В вас нет ничего особенного» – вывод натурализма
Карл Саган, один из известнейших представителей науки последних двадцати лет, знаменитый астроном и телеведущий, открыто выражал свою неприязнь к библейскому представлению о Боге. Но он стал ведущим телепроповедником религии натурализма. Он проповедовал мировоззрение, полностью основанное на материалистических предпосылках. В основе всего, чему он учил, лежало твёрдое убеждение в том, что всё во вселенной имеет естественную причину происхождения и естественное объяснение. Именно это убеждение – его символ веры, а не подлинное научное наблюдение – направляло и формировало каждый аспект его теории о вселенной.
В религиозной системе Сагана есть положение о том, что человеческая раса не представляет собой ничего особенного. Действительно, учитывая непостижимую обширность вселенной и её безличность, как человечество может иметь какую-то важность? Саган приходит к выводу, что наша раса вообще не представляет никакой значимости. В декабре 1996 года, менее чем за три недели до смерти Сагана, он дал интервью Тэду Коппелу в программе «Найтлайн». К тому времени Саган уже знал, что умирает, и Коппел спросил его: «Д-р Саган, есть ли у вас какой-либо мудрый совет, который вы хотели бы дать человечеству?»
Саган ответил:
Мы живём на глыбе из камня и металла, которая вращается вокруг заурядной звезды, одной из 400 миллиардов подобных звёзд, составляющих галактику Млечный Путь, которая является одной из миллиардов подобных галактик, составляющих вселенную, которая может оказаться одной из большего количества – возможно, бесконечного количества – подобных вселенных. Вот в каком свете следует хорошенько подумать о человеческой жизни и нашей культуре (ABC News Nightline, 4 декабря 1996).
В одной из своих книг (изданной посмертно) Саган написал: «Наша планета – одинокое пятнышко в огромной оболочке космической темноты. Учитывая то, что мы затеряны в таком громадном пространстве, нам не следует ожидать никакой помощи, наивно полагая, что кто-то придет спасти нас от нас самих» (PaleBlue Dot. New York: Random House, 1994. С. 9).
Хотя Саган до самого конца решительно пытался держаться какого-то подобия оптимизма, его религия привела его к тому же, к чему неизменно приводит натурализм: к чувству совершенной ничтожности и отчаяния. Согласно его мировоззрению, человечество занимает крошечный клочок, бледно-голубое пятнышко в громадном океане галактик. Насколько нам известно, мы абсолютно незаметны для остальной вселенной, неподотчётны никому, ничтожно малы и не представляем никакого интереса в таком обширном космосе. Бессмысленно говорить о какой-то помощи извне или об искуплении человечества. Никакой помощи не будет. Неплохо, если у нас получится решить некоторые из своих проблем, но сделаем ли мы это или нет, в конце концов, это будет забытым пустяком в ряду космических мелочей. Об этом, сказал Саган, следует хорошо подумать.
Всё это подчёркивает духовную бессодержательность натурализма. Религия натурализма стирает все нравственные и этические нормы и в конечном итоге лишает человечество всякой надежды. Если нет и никогда не было ничего, кроме безличного космоса, тогда нравственность – это лишь предмет для теоретических рассуждений. Если нет личного Творца, перед которым человечество несёт ответственность, а руководящим законом во вселенной является выживание наиболее приспособленных, тогда все нравственные принципы, которые направляют человеческую совесть, в конечном итоге, безосновательны, а, возможно, даже вредны для выживания нашего вида.
Бесспорно, рассвет натурализма ознаменовал нравственную катастрофу современного общества. Самые разрушительные идеологии девятнадцатого и двадцатого веков уходят корнями в дарвинизм. Один из ранних сторонников Дарвина, Томас Гексли, в 1893 году прочёл лекцию, в которой он утверждал, что эволюция и этика несовместимы. Он написал, что «наилучшая жизнь с этической стороны – что мы называем добром или добродетелью – включает в себя такой образ поведения, который во всех отношениях противоположен тому, который ведёт к успеху в космической борьбе за существование» («Evolution and Ethics,» The Romanes Lecture, 1893).
[Примечание: Гексли, однако, попытался обосновать пользу этики в качестве положительного результата высшей умственной деятельности человечества; он не призывал своих слушателей ни имитировать «космический процесс», ни убегать от него, но сражаться с ним, как бы придерживаясь какого-то подобия нравственности и этики. Но чего он не смог сделать — как не смогли, и даже не попытались, сделать и другие философы его времени, — так это предложить какое-либо обоснование законной силы нравственности и этики, основываясь на чисто натуралистических принципах. Гексли и его последователи-натуралисты не смогли предложить никакого нравственного принципа, кроме своих собственных предпочтений, и, как следовало ожидать, все их философии широко распахнули двери полной нравственной субъективности и, в конечном итоге, безнравственности.]
Философы, систематизировавшие идеи Дарвина, быстро ухватились за точку зрения Гексли, породив новые философии, послужившие подмостками для безнравственности и геноцида, которыми так сильно отличался двадцатый век.
Карл Маркс, например, сознательно последовал Дарвину в разработке своих экономических и социальных теорий. Он подписал один экземпляр своего «Капитала» Дарвину со словами: «От преданного поклонника». Он отзывался о книге Дарвина «Происхождение видов» как о «работе, содержащей естественно-историческую базу для наших убеждений» (Stephen Jay Gould. Ever Since Darwin. New York: Norton, 1977. С. 26).
В философии «социального дарвинизма» Герберт Спенсер применил учение об эволюции и выживании наиболее приспособленных к человеческому обществу. Спенсер утверждал, что если сама природа определила, что сильнейший выживает, а слабый погибает, то это правило должно управлять и обществом. Расовые и классовые отличия лишь отражают естественные законы. Следовательно, не существует никакой высшей нравственной причины сочувствовать бедствию малоимущих классов. В конце концов, это является частью естественного эволюционного процесса, и общество в действительности только выиграет, признав превосходство доминирующих классов и способствуя их господствующему влиянию. Расизм таких авторов, как Эрнст Геккель (который считал, что африканская раса не способна к обладанию культурой или к высшему умственному развитию), также опирался на дарвинизм.
Вся философия Фридриха Ницше была основана на учении об эволюции. Ницше открыто выступал против религии и, в частности, против христианства. Христианская нравственность была воплощением всего, что Ницше ненавидел. Он считал, что учение Христа превозносит человеческую слабость и губительно влияет на развитие человеческой расы. Он насмехался над такими христианскими моральными ценностями, как смирение, милость, скромность, кротость, сострадание к беспомощным и служение друг другу. Он считал, что такие идеи порождают в обществе слабость. Ницше разделял людей на два типа: господствующий класс, то есть просвещённое доминирующее меньшинство, и «толпа», стадоподобные последователи, которыми легко управлять. Он пришёл к выводу, что единственная надежда для человечества заключается в том, чтобы господствующий класс эволюционировал в расу сверхлюдей (Übermenschen), не обременённых никакими религиозными или социальными нормами, которые возьмут власть и переведут человечество на следующую ступень эволюции.
Неудивительно, что именно философия Ницше заложила основание нацистского движения в Германии. Но что удивляет, так это то, что в начале двадцать первого века репутация Ницше была реабилитирована в философских кругах, и его труды теперь снова модны в академическом мире. Несомненно, именно к его философии (или чему-то очень близкому к ней) неизбежно приводит натурализм.
Все эти философские системы основаны на идеях, прямо противоположных библейскому представлению о природе человека, потому что все они ведут отсчёт от дарвиновской теории о происхождении человека. Они уходят корнями в антихристианские теории о происхождении человека и космоса, и поэтому неудивительно, что они противятся библейским принципам по любому вопросу.
Из этого следует простой вывод, что все философские плоды дарвинизма оказывали негативное, низкое и разрушительное воздействие на саму структуру человеческого общества. Ни одна из основных революций двадцатого века, движимых философиями постдарвинизма, не улучшила и не облагородила никакое общество. Вместо этого главным социальным и политическим наследием дарвиновской мысли является целый спектр злой тирании, с одной стороны которого находится вдохновленный Марксом коммунизм, с другой – вдохновленный Ницше фашизм. Да и нравственная катастрофа, которая обезобразила современное западное общество, также имеет непосредственную связь с дарвинизмом и отвержением первых глав книги Бытие.
В настоящий момент истории, хотя большинство западных стран всё ещё находится под полным господством эволюционного и натуралистического мировоззрения, наше общество продолжает испытывать благословения от коллективной памяти об имевшемся у нас когда-то библейском мировоззрении. Люди в общем продолжают верить в особую значимость человеческой жизни. Они продолжают придерживаться частиц библейской морали. Например, они убеждены в том, что высшей добродетелью является любовь (1 Кор. 13:13),; что сужение друг другу лучше, чем борьба за личное превосходство (Матфея 0:25-27),; и что смиреие и подчинение ценнее, чем высокомерие и бунтарство (1 Петра 5:51
Но в какой бы степени современное светское общество ни ценило эти добродетели, оно делает это без какого-либо философского основания. Отвергнув Бога, открытого в Писании, и вместо Него приняв натуралистический материализм, современное мышление не имеет оснований держаться какого бы то ни было нравственного стандарта, ставить «добродетель» выше «порока» или считать человеческую жизнь более ценной, чем любая другая форма жизни. Современное общество лишилось нравственного фундамента.
Может ли истинный христианин отрицать рождение от Девы?
Может ли истинный христианин отрицать, что Иисус был рожден от Девы? Этот вопрос будоражил большинство христиан на протяжении веков. Но размеры и охват отрицания библейской истины, к сожалению, ставит этот вопрос в ряд первоочередных. Среди всех христианских доктрин доктрина непорочного зачатия подверглась особым нападкам и отрицанию.
Нападки на непорочное рождение возникли как следствие эпохи Просвещения, когда некоторые богословы попытались примирить неприязнь современного мира к сверхъестественному с церковным учением о Христе. С тех пор либеральное богословие повело крестовый поход за Христа, лишенного всякой сверхъестественной силы, божественности и власти.
Начало этим крестовым походам положили Альберт Швайцер и Рудольф Бультманн. По праву считающийся самым влиятельным исследователем Нового завета ХХ столетия, Бультманн утверждал, что Новый завет представляет мифологический взгляд, который неприемлем для современного человека. Непорочное зачатие – не что иное, как часть этой мифологической структуры. Бультманн запустил программу «демифологизации» с целью создания веры, свободной от чудес и всех пережитков сверхъестественного. Иисус оказался принижен до уровня просвещенного учителя и экзистенциального примера.
В Америке начало публичного отрицания непорочного зачатия можно связать с моментом возникновения протестантского либерализма в начале ХХ столетия. В своей знаменитой проповеди «Победит ли фундаментализм?» дерзкий либерал Гарри Эмерсон Фосдик устремил свой взор на «досадный архаичный вопрос непорочного зачатия». Фосдик, проповедуя с кафедры Первой пресвитерианской церкви в Нью-Йорке, допустил, что христиане могут придерживаться «совершенно различных взглядов на вопрос непорочного зачатия». Он признал, что многие христиане полагают, что рождение от Девы было историческим фактом. Фосдик уподобил такое мировоззрение вере в «особое биологическое чудо». Тем не менее, он утверждал, что другие, христиане не в меньшей степени, могут не согласиться с теми, кто верит в историчность непорочного зачатия. «В то же время, – отметил он, – рядом с ними в евангельских церквях есть верные и благочестивые люди, не желающие принимать непорочное зачатие как исторический факт. Вера в непорочное рождение как объяснение личности великого человека – вполне известный способ, которым в древности объясняли чрезвычайную исключительность».
Фосдик говорил, что люди, отрицающие непорочное зачатие, имеют ясную аргументацию. Он утверждал: «Те первые ученики Христа Его обожали, как и мы; когда они рассуждали о Его пришествии, они, как и мы, были уверены, что Он пришел от Бога. Такое восхищение и убежденность они ассоциировали с особым влиянием и намерением Бога при Его рождении – как и мы. Но они выразили его образами биологического чуда, которое неприемлемо для современного разума».
Итак, Фосдик разделил церковь на два лагеря. Те, кого он окрестил «фундаменталистами», верят, что рождение от Девы – исторический факт. Другая группа, названная «просвещенными» христианами, не желающими больше обременять себя верой в истинность Библии, отвергают «биологическое» чудо, но в то же время продолжают считать себя христианами.
В наше время нападки на непорочное зачатие и рождение Христа совершают такие известные люди, как отставной глава Епископальной церкви Джон Шелби Спонг и исследователь Нового завета Герд Людеманн. Людеманн признает, что «большинство христиан во всех церквах мира, читая Апостольский Символ веры, исповедуют, что Иисус был рожден от Девы Марии. В то же время… современные христиане совершенно не признают историчность рождения от Девы и понимают его в образном смысле». Очевидно, что под «современными христианами» Людеманн считает тех, кто позволяет современному мирскому мировоззрению формировать восприятие реальности, в которое необходимо втиснуть Библию. А те доктрины, которые не удается легко вставить в эти мирские рамки, должны быть автоматически отвергнуты. Как можно догадаться, отрицание Людеманном библейской истины не ограничивается лишь непорочным зачатием. Он отрицает практически всё, что Библия открывает об Иисусе Христе. Завершая свой аргумент, Людеманн заключает: «Ясли были пусты, а могила – нет». Иными словами, Людеманн верит, что Иисус не был рожден Девой и не воскрес из мертвых.
Нападки на истину о непорочном зачатии осуществляются с другого фланга – группой радикально настроенных исследователей, называющих себя «Семинар Иисуса». Эти либеральные ученые пользуются самой радикальной формой толкования и не считают Новый Завет надежным источником знаний об Иисусе Христе. Католический исследователь Джон Доминик Кроссан, входящий в сообщество «Семинар Иисуса», называет библейские рассказы о рождении от Девы выдуманным богословием. Он признает, что Матфей ведет свой рассказ о непорочном рождении, основываясь на Исаии 7:14. В то же время Кроссан утверждает, что евангелист его просто придумал. «Ясно, что некто обратился к Ветхому Завету в поисках текста, который пророчествовал бы о непорочном зачатии, даже если пророк не имел в виду ничего подобного. Некто сначала решил, что взрослый Иисус имеет безвременное значение, и поэтому начал искать, чтобы об этой важности говорилось в прошлом и чтобы она проявилась в зачатии и самом рождении».
Кроссан отрицает, что Евангелия от Матфея и Луки можно воспринимать серьезно с исторической точки зрения. Он понимает, что библейская доктрина о рождении от Девы – неустранимое препятствие для современного человека, читающего Новый Завет. И как и в случае с Людеманном, отрицание непорочного зачатия Кроссаном – это еще цветочки. Ягодки появились в свет на страницах книги «Иисус: революционная биография», в которой дается такое описание Иисуса, которое не обидит ни секуляриста, ни атеиста. Очевидно, что взгляд Кроссана не имеет ничего общего с Новым Заветом.
Для других отрицание рождения от Девы тесно связано с их конкретной идеологией. В своем труде «Неправдоподобность Иисуса: феминистское толкование детских историй» Джейн Шаберг обвиняет церковь в том, что она изобрела доктрину непорочного зачатия с целью подчинения женщин. Вот ее вывод: «Современные феминистки заявляют: вопрос не в том, что образ Девы Марии не важен или неуместен, а в том, что он является неотъемлемой частью угнетения женщин и способствует ему». Шаберг утверждает, что зачатие Иисуса вероятнее всего произошло вследствие внебрачной половой связи или изнасилования. Она особо подчеркивает вероятность второго варианта и превращает его в феминистскую фантазию, в которой Мария играет роль главной героини и в результате одерживает победу. Шаберг показывает трагичную, но поучительную модель того, что происходит, когда идеология берет верх над доверием библейскому тексту. Ее главная задача – не столько даже решить вопрос непорочного зачатия, сколько обратить библейскую историю на службу феминистской позиции.
Епископ Объединенной методистской церкви Джозеф Спраг предлагает дальнейшую разработку современной ереси. В воззвании к Богословской школе Иллифа (Денвер, Колорадо) 25 июня 2002 года он разом отверг всю веру. Спраг – главный епископ Объединенной методистской церкви в северном Иллинойсе – имеет репутацию «наиболее активного и выдающегося либерала среди протестантских епископов сегодняшнего дня». Он не стесняется такого определения и считает его комплиментом: «Я не собираюсь извиняться за это. Я не считаю себя либералом. Я считаю себя радикалом». Что ж, он живет в соответствии с провозглашенными им самим принципами.
В иллифском воззвании епископ Спраг провозгласил, что «миф» о непорочном зачатии «совершенно не предполагался как исторический факт, но Матфей и Лука использовали его по-своему для поэтического изложения истины об Иисусе, как она воспринималась в зарождающейся церкви». Спраг утверждает, что богословский миф – это «не лживое представление, но приемлемый и вполне убедительный литературный прием, указывающий на главную истину, которую можно передать только символически, но невозможно описать исчерпывающе». Так, настаивает Спраг, оба родителя Иисуса были людьми, а сам Иисус не имел «трансчеловеческой, сверхъестественной силы».
Таким образом, Спраг отвергает чудеса, уникальность Христа, Его телесное воскресение и рождение от Девы. Его христология явно еретична: «Иисус не родился Христом, но в слиянии благодати и веры стал Христом, возлюбленным Богом, в котором было Божье благоволение».
Епископа Спрага уже не раз обвиняли в ереси, но дважды это обвинение было снято – ясный признак того, что основные протестантские деноминации не желают признавать еретиками даже тех, кто открыто говорит ересь. Присутствие отрицающих непорочное зачатие богословов в богословских семинариях и пасторов за кафедрами – свидетельство мощного потока неверия, охватившего современные церкви и учебные заведения.
Может ли истинный христианин отрицать непорочное зачатие? Ответ однозначен: решительное «нет». Отрицающий рождение от Девы отвергает авторитет Писания, отрицает сверхъестественное рождение Спасителя, подрывает само основание Евангелия и никоим образом не способен объяснить божественность Христа.
Любой, кто отвергает непорочное зачатие, продолжая при этом настаивать на божественности Христа, либо интеллектуально нечестен, либо богословски несостоятелен.
Несколько лет назад Сесил Шерман, тогда еще представлявший Южную баптистскую конвенцию, а сейчас Кооперативное баптистское братство, заявил: «Нельзя увольнять профессора, который, будучи ведом Библией, не верит в рождение от Девы». Только подумайте о логике сказанного: Библия может вести человека к тому, чтобы отвергнуть то, чему учит Библия! Вот такая логика позволила отрицающим непорочное рождение удобно сидеть в креслах семинарий и проповедовать «редуцированного» Христа с основных кафедр.
Христиане должны принять факт, что отрицание непорочного зачатия есть отрицание Иисуса как Христа. Спаситель, умерший за наши грехи, был не кем иным, как младенцем, зачатым Святым Духом и рожденным Девой. Непорочное зачатие и рождение от Девы не является отдельной библейской доктриной. Это неотъемлемая часть библейского откровения о личности и подвиге Иисуса Христа. На этом основании зиждется Евангелие.
«Все согласны, что Библия свидетельствует о том, что Иисус был зачат Святым Духом и рожден Девой Марией. Единственный вопрос, воспринимаем ли мы это библейское свидетельство истинным или ложным, – сказал Дж. Грешам Мэйчен в своем замечательном труде Непорочное зачатие Христа, – а если Библия лжет, говоря о рождении Христа, то весь ее авторитет, по большому счету, исчезает».
Авторитет Библии исчезает полностью там, где либеральное богословие удерживает свои позиции, где авторитет Библии заменяется современным мирским мировоззрением и постмодернистским отрицанием истины как таковой. Истинная же церковь, не нуждаясь в извинениях, стоит на авторитете Библии и провозглашает Иисуса, «рожденного от Девы». И хотя, к большому сожалению, отрицание этого учения стало вполне привычным, историческая истина о рождении Иисуса остается незыблемой. Ни один истинный христианин не может отрицать непорочного зачатия и рождения от Девы.
Доктрина всегда практична
В моей библиотеке есть книга духовного отца одного псевдохристианского культа. В ней утверждается, что четко выстроенная доктрина и систематическое богословие противоречат духу служения Христа.
Идея о том, что Христос против доктрин, лежит в основании этого культа. Но никакая другая идея не может быть дальше от истины. Слово «доктрина» просто означает «учение». И нелепо утверждать, что Христос против учения. В центре Его Великого Поручения – повеление учить (Матфея 28:18-20).
К сожалению, приверженцы культов не одиноки в своих антидоктринальных настроениях. Некоторые евангельские христиане придерживаются почти таких же взглядов. Поскольку они считают доктрину чем-то умозрительным и теоретическим, то пренебрегают ей как ненужной, спорной, опасной или просто непрактичной вещью.
Люди часто спрашивают меня, почему я так много внимания уделяю доктрине. Время от времени кто-нибудь открыто говорит мне, что в моих проповедях должно быть поменьше доктрины и побольше практики.
Конечно, практическое применение необходимо. Я не хочу преуменьшать его важности. Но если у современной проповеди и есть недостаток, то он заключается в том, что в ней слишком много внимания уделяется отношениям, псевдопсихологии и оторванным от жизни вопросам, и недостаточно – здравому учению.
Разница между доктринальной и практической истиной надумана; ведь доктрина – практична! В действительности, нет ничего более практичного, чем здравое учение.
Если пастор перестанет проповедовать здравое учение, то он отречется от первостепенной обязанности пресвитера: «Держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать» (Титу 1:9). Мы либо учим истине, либо учим заблуждению, либо не учим вовсе.
Опора на истину
Практические советы, уловки для привлечения внимания и иллюстрации не имеют большого значения, если они не опираются на божественные принципы. Благочестивое поведение не может развиваться в отрыве от истины Божьего Слова. Прежде чем проповедник призовет выполнять какой-либо долг, он должен уделить время доктрине. Он должен построить свою проповедь вокруг богословских тем и вывести принципы из текста. А потом уже эту истину можно применять.
Послание к римлянам – прекрасный библейский пример этого. Павел переходит к практическим наставлениям только после одиннадцати глав богословия.
Он совершает восхождение на невообразимую высоту Божьих истин, достигая вершины в 11:33-36: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперёд, чтобы Он должен был воздать? Ибо всё из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки, аминь».
Затем в 12 главе он сразу переходит к практическим выводам из учения первых одиннадцати глав. Ни в одном тексте Писания ответственность христиан перед истиной не показана так ясно, как в Римлянам 12:1-2.
Опираясь на одиннадцать глав глубоких доктрин, Павел призывает каждого верующего к высочайшей степени духовного поклонения – представить себя в живую жертву Богу. Доктрина производит преданность Христу, величайшее практическое действие. И вся оставшаяся часть Послания к римлянам объясняет различные способы практического проявления преданности человека Христу.
Он следует этому же правилу в Галатам, Ефесянам, Филиппийцам, Колоссянам и 1 Фессалоникийцам. Сначала речь идет о доктринах. И на этом основании он выстраивает практическое применение, указывая на логический переход с помощью слова «итак» (Рим. 12:1; Гал. 5:1; Еф. 4:1; Фил. 2:1; Кол. 3:1) или «за сим» (1 Фес. 4:1).
Жизнь по истине
Мы навязали слову «доктрина» это надуманное значение. Мы сделали её чем-то абстрактным, опасным и оторванным от повседневной жизни. Это породило пагубное представление, будто проповедь и учение не связаны с жизнью.
Библейское понятие доктрины подразумевает всё содержание евангелия -учение о Боге, спасении, грехе и праведности. Эти понятия настолько крепко связаны с нашей повседневной жизнью, что люди в первом веке не считали их чем-то отличным от практической истины.
Новозаветная церковь была основана на крепком фундаменте доктрины. В Первом послании к Тимофею 3:16, как считают многие толкователи, записан гимн ранней церкви: «И беспрекословно – великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознёсся во славе». Здесь в сжатой форме изложено основание всего христианского учения. Без этого никакое практическое применение не имеет смысла.
Уклонение от истины
В следующих стихах из 1 Тимофею описывается, что происходит, когда люди оставляют фундамент библейской истины: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожжённых в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (4:1-3).
Ложь, лицемерие, заглушённая совесть и ложная религиозная практика – всё это коренится в неверной доктрине.
Никакая деятельность в церковном служении не может быть важнее, чем правильное понимание и ясное провозглашение здравого учения. В 1 и 2 посланиях к Тимофею и в Послании к Титу Павел поручает двум молодым людям нести служение. Центральная тема этих посланий – как важно держаться здравого учения.
Павел призывает Тимофея: «Внушая сие братьям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением, которому ты последовал» (1 Тимофею 4:6). «Вникай в себя и в учение, – продолжает Павел, – занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасёшь и слушающих тебя» (ст. 16).
В Титу 2:10 говорится, что мы будем «украшением учению Спасителя нашего, Бога» благодаря тому, как мы живем. Для утверждения здравого учения намного больше значит то, что мы делаем, чем то, что мы говорим. Вот почему так ужасно, когда пастор, преподаватель семинарии или вообще христианский служитель нравственно падает. Этим он заявляет, что все его учение – всего лишь интеллектуальное упражнение.
Слушание истины
Истинное учение преображает поведение, когда вплетается в ткань повседневной жизни. Но чтобы доктрина оказывала такое влияние, сначала ее нужно понять. Что в служении действительно трудно, так это ясно и точно передавать истину. В сравнении с этим практическое применение сделать довольно легко.
Ни один верующий не может применять истину, которую не знает. Кто не понимает, что именно Библия говорит о браке, разводе, семье, воспитании детей, дисциплине, деньгах, долгах, работе, служении Христу, вечной награде, помощи бедным, заботе о вдовах, подчинении властям и других вопросах, тот не сможет применять этого.
Кто не знает, что Библия говорит о спасении, не может спастись. Кто не знает, что Библия говорит о святости, не в силах справиться с грехом. И поэтому они не могут в полной мере получать благословения и жить для Божьей славы.
Библейское учение о пресвитерах
С библейской точки зрения средоточие церковного руководства – это служение пресвитера. Пресвитер – это один из группы мужчин, соответствующих библейским требованиям, которые совместно служат пастырями и блюстителями в поместной церкви. Слово, переведённое как «пресвитер», используется в книге Деяния и в посланиях апостолов около двадцати раз, обозначая уникальную группу руководителей, на которых возложена ответственность заботиться о народе Божьем.
Должность пресвитера
Как указывают многие тексты в Новом Завете, все три слова «пресвитер» (presbuteros), «епископ» (episkopos) и «пастырь» (poimēn) обозначают одну и ту же должность. Говоря другими словами, епископы и пасторы ничем не отличаются от пресвитеров; этими терминами просто называются одни и те же люди. Требования к епископу (episkopos) в 1 Тимофею 3:1-7 и требования к пресвитеру (presbuteros) в Титу 1:6-9 несомненно параллельны. По сути, в Титу 1 главе Павел употребляет оба термина в отношении одного и того же лица (presbuteros в ст. 5 и episkopos в ст. 7). Все три термина используются взаимозаменяемо в 20 главе Деяний. В 17 стихе говорится, что Павел призвал пресвитеров (presbuteros) ефесской церкви, чтобы обратиться к ним с прощальной речью. В стихе 28 он говорит: «Итак, внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас блюстителями [episkopos], пасти [poimainō] Церковь Господа и Бога». В 1 Петра 5:1-2 также все три термина объединяются. Пётр пишет: «Пастырей [presbuteros] ваших умоляю я, сопастырь и свидетель страданий Христовых и соучастник в славе, которая должна открыться: пасите [poimainō] Божие стадо, какое у вас, надзирая [episkopeō] за ним не принуждённо, но охотно и богоугодно». Различие между этими терминами заключается в том, что они указывают на различные аспекты служения, а не на разные уровни духовной власти или разные должности, как принято считать в некоторых церквях.
Множественность пресвитеров
Во всём Новом Завете постоянно встречаются примеры того, что поместные церкви управлялись группой поставленных Богом пресвитеров. Из этого легко сделать вывод о том, что это единственный образец руководства церковью, данный в Новом Завете. Нигде в Писании не видно, чтобы поместной церковью руководило мнение большинства или единственный пастор.
Апостол Павел оставил Тита на Крите и дал ему наставления, чтобы он «поставил по всем городам [то есть, в каждом городе. — Примеч. пер.] пресвитеров» (Тит. 1:5). Иаков наставляет своих читателей призывать «пресвитеров Церкви», чтобы те помолились о больных (Иак. 5:14). Когда Павел и Варнава проповедовали в Дервии, Листре и Иконии, они рукоположили «пресвитеров в каждой церкви» (Деян. 14:23). В Первом послании к Тимофею апостол Павел говорил о «достойно начальствующих пресвитерах» в ефесской церкви (1 Тим. 5:17; см. также Деян. 20:17, где Павел обращается к «пресвитерам церкви» Ефеса). В Деяниях апостолов говорится, что в иерусалимской церкви также были «пресвитеры» (Деян. 11:30; 15:2, 4 и 21:18).
Снова и снова говорится о различных церквах, что в каждой из них было несколько пресвитеров. По сути, каждый раз, когда в Новом Завете употребляется слово presbuteros («пресвитер»), оно стоит во множественном числе, за исключением тех случаев, когда апостол Иоанн так называет себя во 2 и 3 Иоанна, и когда Пётр относит его к себе в 1 Петра 5:1. Нигде в Новом Завете не упоминается поместная церковь с одним единственным пресвитером. Могло быть так, что у каждого пресвитера в городе была определённая группа верующих, за которую он нёс особую ответственность. Но церковь считалась единой церковью, и решения принимались совместно, причем в отношении всей церкви, а не только отдельной группы.
В других текстах также говорится о множественности пресвитеров, хотя само слово presbuteros в них не используется. В своём вступительном приветствии в Послании к филиппийцам Павел обращается к «епископам [множественное число от episkopos] и дьяконам» церкви в Филиппах (Флп. 1:2). В Деяниях 20:28 Павел призывает пресвитеров церкви Ефеса: «Итак, внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас блюстителями [множественное число от episkopos]». Автор Послания к евреям призывает своих читателей повиноваться и быть покорными «наставникам», которые неусыпно пекутся об их душах (Евр. 13:17). Павел увещевал своих читателей в Фессалонике: «Просим же вас, братия, уважать трудящихся у вас, и предстоятелей ваших в Господе, и вразумляющих вас» (1 Фес. 5:12). Это ясное упоминание о пресвитерах фессалоникийской церкви.
Многое можно сказать о преимуществах руководства церковью группой благочестивых мужчин. Сочетание совета и мудрости разных людей способствует принятию решений, которые защищены от своеволия или корысти одного человека (ср. Прит. 11:14). Если между пресвитерами возникают разногласия при решении какого-то вопроса, то им всем вместе следует изучать этот вопрос, молиться и искать волю Божью, пока не будет достигнуто согласие. Таким образом, единство и гармония, которые Господь желает видеть в церкви, будут в первую очередь проявляться среди тех, кого Он поставил пасти Его стадо.
Пригодность к служению пресвитера
Характеристики и эффективность любой церкви напрямую зависят от качества её руководства. Вот почему Писание особенно подчеркивает важность достойного церковного руководства и предъявляет особые требования к тем, которые желают служить на этом священном месте.
Критерии пригодности на должность пресвитера приведены в 1 Тимофею 3:2-7 и Титу 1:6-8. Согласно этим текстам, пресвитер должен быть непорочный, муж одной жены, трезвый, целомудренный, благочинный, гостеприимный, учительный, не пьяница, не задиристый, не корыстолюбивый, тихий, миролюбивый, не сребролюбивый, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью, не из новообращенных, имеющий доброе свидетельство от внешних, воздержанный, целомудренный, способный наставлять в здравом учении и обличать противящихся, безупречный как Божий домоправитель, не дерзкий, не гневливый, любящий добро, справедливый, благочестивый. (Объяснения этих качеств см. в книге John MacArthur, The Master’s Plan for the Church, с. 215-233.)
Если свести все эти требования к одному слову, которое включало бы в себя все остальные, то пресвитер должен быть «непорочен». Это означает, что он должен быть руководителем, которого невозможно обвинить ни в чём греховном, потому что за ним твёрдо закрепилась репутация непорочности. Пресвитер должен быть безупречен в семейной, в общественной, в деловой и в духовной жизни. Таким образом, он должен быть образцом благочестия, чтобы он действительно мог призывать общину следовать его примеру (Флп. 3:17). Все остальные требования, кроме, пожалуй, способности учить и управлять, только развивают эту идею.
Кроме того, служение пресвитера предназначено только для мужчин. В 1 Тимофею 2:11-12 сказано: «Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии». В церкви женщины должны подчиняться пресвитерам, они не должны учить мужчин или руководить ими.
Обязанности пресвитеров
Как только эра апостолов закончилась, служение пресвитеров заняло наивысшее положение в церковном руководстве. Таким образом, на них была возложена большая ответственность. Не было более высокой инстанции или более важного средства, чтобы познавать разум и сердце Бога в том, что касается церкви.
Главная обязанность пресвитера заключается в том, чтобы служить в качестве управляющего церковью, заботиться о ней (1 Тим. 3:5). Это включает в себя множество конкретных обязанностей. Как духовные блюстители стада, пресвитеры должны определять стратегию церкви (Деян. 15:22); блюсти церковь (Деян. 20:28); рукополагать других служителей (1 Тим. 4:4); управлять, учить и проповедовать (1 Тим. 5:17; ср. 1 Фес. 5:12; 1 Тим. 3:2); увещевать, обличать (Тит. 1:9) и пасти, подавая пример для всех (1 Пет. 5:1-3). Эти обязанности помещают пресвитеров в самом центре новозаветного служения церкви.
Из-за богатого наследия демократических ценностей и долгой истории конгрегационального церковного руководства современное американское евангельское движение часто относится с подозрением к такой форме церковного руководства группой пресвитеров. Тем не менее, ясное учение Писания однозначно указывает, что библейский образец церковного руководства – это группа поставленных Богом пресвитеров; и только следуя этому библейскому образцу, церковь сможет приносить максимум плода к славе Божьей.
Знамения и чудеса, ересь и любовь к Богу. Джон Пайпер
Входят ли в Божьи планы ложные знамения и чудеса?
Использует ли Бог ереси с какой-то определённой целью?
Этот вопрос волнует и будет волновать людей со времен Моисея и до конца истории. Иисус предсказывал, что «восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» (Матфея 24:24). Речь не идет о каких-то фокусах. Это великие знамения и чудеса. Великие! Но они совершаются ради обмана.
Павел сказал, что пришествие беззаконника «по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения» (2 Фессалоникийцам 2:9-10). Фраза «знамения и чудеса ложные» буквально переводится «знамения и чудеса лжи», откуда видно, что ложность этих знамений и чудес не в том, что это не настоящие чудеса, а в том, что они дают ложное представление о реальности. Это настоящие чудеса, но они уводят от Христа.
Подобным образом, до конца истории – и особенно в ее конце – ложные учения и ереси будут преследовать церковь. «Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2 Тимофею 4:3-4).
На другом конце истории ситуация останется такой же, какой была со времен Моисея. Именно Моисей отвечает на два волнующих нас вопроса: «Входят ли в Божьи планы ложные знамения и чудеса? Использует ли Бог ереси с какой-то определённой целью?» Вот ключевой текст:
«Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: «Пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им», – то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего; ибо чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей» (Второзаконие 13:1-3).
Обратите внимание на пять моментов:
Во-первых, Моисей говорит, что знамения и чудеса в поддержку ереси действительно происходят. Это не какие-то фокусы. «Если… пророк… представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе». Они на самом деле сбываются. Это не иллюзии с дымом и зеркалами. Это сверхъестественные явления, но они не служат истине.
Во-вторых, некоторые чудотворцы пытаются увести верующих от истинного Бога. «И скажет притом: «Пойдем вслед богов иных…», – то не слушай слов пророка сего». Другими словами, некоторые ереси («пойдем вслед богов иных») подтверждаются сверхъестественными знамениями и чудесами.
В-третьих, у Бога есть Свой замысел относительно этих знамений и чудес, и определенная цель для ересей, которые они подтверждают. Здесь упоминается одна из таких целей: «Ибо чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей». Хотяискушение приходит от человека, но испытание приходит от Бога. Вот каков Божий замысел относительно ложных знамений и ересей.
В-четвертых, Бог испытывает, насколько мы любим Его. «Искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей».
В-пятых, я делаю из этого вывод, что любящее Бога сердце распознает в этих чудесах обман. Любовь к Богу не основана главным образом на сверхъестественной силе. Она основана на способности видеть истинную красоту Бога сквозь Его сверхъестественную силу. Поэтому любовь к Богу служит мощной защитой от ересей, даже если они подкрепляются сверхъестественными силами.
Понимание этих пяти фактов из Второзакония 13:1-3 помогает нам защититься от ложных знамений и чудес и от ересей. Но одного понимания не достаточно. Любовь к Богу — это и цель Божьего испытания, и средство, с помощью которого можно выдержать Его испытания. Понимание напоминает нам о необходимости любить Бога. Но любовь к Богу распознает обман в ложных знамениях и чудесах и стремится к Христу. Любовь к Богувидит ересь насквозь и твердо держится за Него. Пусть же Бог углубит нашу любовь к Нему, чтобы она пропиталась той силой, которая сможет нас защитить.
Пастор за кафедрой. Стив Лоусон
Однажды Мартина Лютера, громоподобного немецкого реформатора шестнадцатого века, попросили рассказать, как произошла Реформация. Как он может объяснить, что это религиозное движение повернуло всю историю? Как он может объяснить, что Римская империя была поставлена на колени? Ответ Лютера звучит обличением: «Я просто учил Божьему Слову, проповедовал его и писал о нем; ничего другого я не делал… Все сделало Слово».
Лютер прав. Сам он не сделал ничего такого, что осталось бы надолго. Скорее, события Реформации разгорелись именно из-за Слова переведенного, Слова разъясненного, Слова проповеданного – то есть, из-заsola Scriptura. В этом мире нет такой духовной силы, которая могла бы соперничать со сверхъестественной мощью исполненного Духом человека, верно преподающего Божье Слово. Ничто не может сравниться с библейской проповедью по силе воздействия на людей, на церковь, на мир. Как следствие, невозможно переоценить исключительное значение экспозиционной проповеди. Как идут дела на кафедре, так и в церкви. И поскольку библейская проповедь имеет такое большое значение, давайте рассмотрим некоторые особенности кафедры.
Приоритет кафедры
Для каждого пастора высший приоритет – это кафедра. Все остальные аспекты пасторского служения являются вспомогательными по отношению к основному, а именно, к проповеди Слова. Павел писал Тимофею: «Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением» (1 Тим. 4:13). То есть, Тимофей прежде всего должен уделять большое внимание проповеди, пока туда не прибудет Павел. Другими словами, если Тимофей и должен что-то делать, он должен посвятить себя проповеди, поскольку это вопрос чрезвычайной важности. Во главу угла мы должны ставить кафедру.
Первостепенное значение проповеди можно ясно увидеть в общественном служении Иисуса Христа. Только что выйдя на служение, «пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царства и говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:14б-15). С тех пор все дни Его жизни на земле были посвящены проповеди. Когда Иисус посылал Своих учеников, он поручил им проповедовать прощение грехов (Лук. 24:47). В день Пятидесятницы Петр встал, чтобы проповедовать – не играть в постановке, не вежливо говорить банальности, но чтобы проповедовать Слово. Сама история ранней церкви – это рассказ о проповеди (Деян. 4:2; 5:28, 42; 6:3, 5, 10; 8:35; 11:20; 17:18). Последние слова, с которыми Павел обратился к Тимофею — это призыв: «Проповедуй слово» (2 Тим. 4:2). Это приоритет кафедры.
Порядок кафедры
Если библейская проповедь безмерно важна, то как мы должны проповедовать? Каков должен быть порядок в проповеди? Каковы необходимые составные части настоящей проповеди Писания? Нам не придется теряться в догадках по этому поводу. Богу не все равно, как возвещается Его Слово.
В 1 Тимофею 4:13, Павел говорит о трех аспектах экспозиционной проповеди: «…Занимайся чтением, наставлением, учением». Здесь Павел говорит Тимофею, а с ним и всем проповедникам, о трех неотъемлемых частях проповеди, которая соответствует Божьим требованиям. Эти три составные части – чтение, наставление и учение – крепкие столпы, на которые опирается всякая библейская проповедь. Устраните любой из этих трех – и результатом будет не библейская проповедь.
Во-первых, читай Слово. То есть, проповедник должен читать людям само Слово. Читая текст в начале проповеди и на всем ее протяжении, проповедник ставит себя в подчиненное положение по отношению к Писанию. Эти слова – слова самого Бога. Более того, чтение текста указывает на то, что его весть вытекает именно из этого отрывка. Без этого текста ему бы нечего было сказать. Также он должен читать соответствующие параллельные места, подтверждающие и объясняющие этот текст. Его проповедь должна быть настолько пропитана Писанием, чтобы о нем можно было сказать то же самое, что Чарльз Сперджен сказал о Джоне Буньяне, что он – «ходячая Библия.»1
Во-вторых, объясняй Слово. После чтения текста проповедник должен дать его верное толкование. Джон Мак-Артур заметил: «Смысл текста – это и есть текст». При этом нужно принимать во внимание язык оригинала, исторический контекст, авторский замысел, культурный фон, географию, грамматику, синтаксис, литературный стиль, образные выражения, систематическое богословие, библейское богословие, прогрессирующее откровение и многое другое. С учетом всего этого проповедник должен ясно показать церкви заложенный Богом смысл текста.
В-третьих, применяй Слово. Объяснив текст, проповедник должен применить его к жизни слушателей. Это и есть «увещание», когда проповедник «сопровождает» свою общину, показывает актуальность текста. Как нужно жить по этим истинам? Что от нас требуется? Объяснив текст и показав, насколько он важен, проповедник должен настойчиво призвать слушателей принять в своем сердце решение. Сюда относятся различные формы мотивации, убеждения, воодушевления, утешения, обличения, исправления, и так далее. Экспозиционная проповедь должна быть такой, чтобы под ее влиянием изменялась жизнь.
Подвиг кафедры
Более того, Павел пишет Тимофею: «О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден» (4:15). Другими словами, библейская проповедь требует многих усилий, усердия. Человек должен быть увлечен, даже поглощен этим. Высокое дело проповеди требует всестороннего участия – умственного, физического, эмоционального и духовного. Изнурительный труд и всецелая поглощенность служением проповеди должны быть нормой, а не исключением.
Об этих тяжелых требованиях писал известный пресвитерианский проповедник Брюс Тилеманн: «Кафедра влечет своих служителей как море влечет моряков; и как море, она бушует и бьет, не успокаивается… Проповедовать, по-настоящему проповедовать – значит понемножку умирать беззащитным, и каждый раз понимать, что то же самое нужно будет сделать еще раз.»2
Пламя кафедры
Кроме того, каждый проповедник, желающий иметь Божье благословение в служении, должен регулярно и досконально проверять и свою личную жизнь, и свое учение. Соответственно, Павел наставляет Тимофея: «Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя» (4:16). Библейская проповедь должна проистекать из святой жизни, отражающей содержание проповеди. Проповедник должен гореть для Божьей славы, ревновать по Божьей истине, пылать ради человеческих душ.
Возвращение к проповеди
— настоящей проповеди,
библейской проповеди,
экспозиционной проповеди —
величайшая нужда
в этот решающий час.
Одним словом, проповедовать надо со страстью. «Нет ничего непристойнее, — говорил Ричард Бакстер, — чем мертвый проповедник, говорящий мертвым грешникам живую истину живого Бога». «Бесстрастная проповедь – это ложь, — утверждает Р. С. Спроул, — потому что она отрицает то, что пытается утверждать.»3 Но когда истина горячо возвещается человеком, полностью погруженным в Божье Слово, то Бог дает удивительные благословения в служении, дарует спасение тем, кто внимает такой проповеди.
Один отчаявшийся проповедник как-то спросил у Сперджена, что делать, чтобы собрать такую толпу слушателей, какие были у прославленного проповедника. «Просто надо облить себя бензином, чиркнуть спичкой и поджечь себя, — ответил Сперджен. – Тогда люди придут посмотреть, как вы горите». Урок очевиден. Чтобы привлечь людей к Христу, проповедник должен пламенеть святой ревностью по Богу и быть поглощен заботой о спасении душ.
Острая нужда
Д-р Д. Мартин Ллойд-Джонс, знаменитый проповедник Вестминстерской Капеллы в Лондоне, однажды заметил: «Самая острая нужда современной христианской церкви – настоящая проповедь; и поскольку это величайшая и самая острая нужда Церкви, то это величайшая нужда всего мира.»4 Если доктор поставил верный диагноз, в чем автор данной статьи уверен, тогда возвращение к проповеди – настоящей проповеди, библейской проповеди, экспозиционной проповеди – величайшая нужда в этот решающий час. Чтобы в церкви начались преобразования, сначала нужны преобразования на кафедре.
Да воздвигнет Господь таких глашатаев божественной истины, которые будут проповедовать со все большей и большей уверенностью в силе Его Слова. Да дарует снова Христос Своей Церкви армию проповедников Библии, которые будут возвещать Писание смело, в силе Духа Святого. Брат мой, да будешь и ты одним из них.
Soli Deo Gloria.
1 Charles Spurgeon, Autobiography (Edinburgh: Banner of Truth, 1973), 2:159.
2 Цит. по Ben Patterson, «Heart and Soul,» Leadership Journal, Winter 2000, 122.
3 R.C. Sproul, The Preacher and Preaching, ed. Samuel T. Logan Jr. (Phillipsburg, N.J.: Presbyterian and Reformed, 1986), 113.
4 Martyn Lloyd-Jones, Preaching and Preachers (Grand Rapids: Zondervan, 1971), 9.